В 1930 году Тагор побывал в СССР и впечатление выразил в знаменитых «Русских письмах». Дыша собственной, в грезах взлелеянной социальной утопией («абстрактно-гуманной», с нашей точки зрения), он в целом приветствовал грандиозный социальный эксперимент. Но оказался всё же не так благодушен и наивен, как некоторые другие (хорошо оплаченные) почетные визитеры. Далеко не все безоговорочно хвалил, кое-что твердо осудил.

В советское время его стихи перелагали многие мастера переводческого ремесла, и среди них – Борис Пастернак и Анна Ахматова.

Явление Тагора было и для Запада и для России новым открытием Индии. Конечно, в новое время прозвучало несколько великих индийских имен. Из современников Тагора – прежде всего, имена Ганди и Вивекананды. Но в отличие от этих мыслителей, Тагор был еще и писателем. Поэтом, вероятно, самым значительным из тех, кого Индия показала миру через столетия после Калидасы и Кабира. Иноземные влияния влияниями, но всё же он – законный наследник индийской классической традиции. И разве не напомнят нам древнейшую драму эти прелестные стихи:

       О мать,
       Сегодня царский сын
              Проедет мимо нас.
       Тебе в хозяйстве помогать,
              Скажи, могу ль сейчас?
       Что мне надеть сегодня, мать,
       Как лучше волосы убрать?
       К лицу мне алый цвет иль нет?
              Не лучше ли зеленый?
       Мать, что с тобою? Почему
              Так смотришь удивленно?
       Я стану с края у окна,
       С дороги буду я видна, —
       Все ж знаю, путник на меня
              Взгляд бросит и умчится,
       Лишь флейты донесется звук,
              Как зов печальной птицы…
       И все ж сегодня царский сын
              Проедет мимо нас.
       Свой лучший не надеть наряд,
              Скажи, могу ль сейчас?
                      (Перевод Т. Спендиаровой)

Писал он под внутреннюю диктовку, быстро и легкими, светлыми красками: «Что-то от легких касаний, что-то от смутных снов, – Так возникают напевы – отклик на дальний зов. Чампак средь чащи весенней, полаш в пыланье цветенья – Подскажут мне звуки и краски, – путь вдохновенья таков…» (перевод М. Петровых).

…Впервые на индийскую землю я вступил более четверти века назад. Был и в Бенгалии, видел ту Калькутту, о которой сказано, что тот, кто ее узрел, будет стремиться любой ценой в нее вернуться. Экскурсию во дворец Тагора не позабыть. Тогда в громадном городе туманов и фантастических видений день и ночь грохотали спорящие рупора конкурирующих компартий. Одной из них дом поэта был захвачен и превращен в маоистский университет. На большом лугу перед монументальным зданием, прямя спины и слегка наклоняя взоры к марксистской литературе, сидели на траве молодые партийцы, а также и седовласые ветераны в белых рубашках и красных пионерских галстуках. Во дворце же была постоянно действующая экспозиция рисунков Тагора, его легкокрылой, как мотыльковые крылья, живописи, выполненной красками, сделанными из цветов Индии. Эти краски не выцвели, не вылиняли, не потускнели…

Я и сам не знаю к сокровищнице пути,
Руками ее не взять, словам до нее не дойти.
Так возьми же сама, что сочтешь ты всего желанней,
               Всего чудесней, —
Тем дороже подарок, чем он нежданней,
               Чем неизвестней,
               Как дуновенье благоуханья, —
               Цветок иль песня…
(Перевод М. Петровых)

Михаил Синельников

Последняя поэма

Перевод Аделины Адалис

Ветер ли старое имя развеял.
Нет мне дороги в мой брошенный край.
Если увидеть пытаешься издали,