До квартиры Мироновых я добралась лишь под утро. Три перелета за день окончательно лишили меня сил, и все, что я смогла, это наспех принять душ и лечь спать. Даже к Гришкиной Тортилле заглянуть совершенно забыла.

Меня разбудил звонок домофона. Босиком, в безразмерной футболке с какой-то надписью на французском, я нерешительно вышла в коридор, чтобы узнать, кто пришел.

– Кто?– спросила робко. Все же я была совершенно одна в чужой квартире.

– Миронов дома? – Его голос я готова была узнать из миллиона других. Так же не бывает. Так просто не могло быть! Пока я ломала голову, с чего начать поиски Тимура, он пришел ко мне – ну, пусть не ко мне, а к Миронову – сам!

– Нет, его нет, – машинально ответила я, а сама сунула ноги в первые попавшиеся тапочки и побежала на лоджию. Я должна была убедиться, что там, внизу, стоит Тимур, что мне не показалось.

Черная блестящая «Ауди» красовалась во дворе дома, полностью подтверждая мои догадки. Это был не сон. Тимур был здесь. На мгновение я пропала. Мне нужно было что-то сделать: бегом спуститься вниз, открыть окно и позвать его – да что угодно, лишь бы не дать ему уйти. Но я просто стояла. Замерев, я ждала, когда рядом с автомобилем покажется он сам. И он появился. Уверенной походкой он в один момент преодолел расстояние от подъезда до своей машины, а я все стояла и мысленно умоляла его обернуться. И он обернулся, безошибочно глядя в мое окно, как будто знал, что за ним наблюдают.

Его черты, его взгляд, его рисунок вдоль шеи – все, чего мне так не хватало последнее время. Господи, как же больно было сейчас смотреть на него и осознавать, что он больше не мой! Сердце пропустило удар, потом второй. Я практически насильно заставляла себя дышать.

«Он сейчас уедет! Сделай же что-нибудь!» – с неистовой силой орал мой внутренний голос.

Но я стояла. Смотрела в его глаза, как в черную беспросветную бездну, и не могла пошевелиться.

Он меня видел. Он на меня смотрел. И на его лице за эти несколько секунд промелькнула целая гамма эмоций – от шока до узнавания и презрения. Ничего не изменилось. Черниговский ненавидел меня. И то, как он, сплюнув, отвернулся и сел за руль, только подтверждало это. Он меня видел, но он уехал! Лерой был прав: Тимур никогда меня не любил. Это была игра. Только игра.

Черный автомобиль, взвизгнув шинами, сорвался с места и исчез. А я так и стояла, озябшая, у холодного окна и смотрела ему вслед.

Уже потом, согреваясь горячим чаем, я успокаивала себя тем, что и не рассчитывала на теплый прием с его стороны. Не за этим я приехала. Он уже давно вычеркнул меня из своей жизни. Просто это было нестерпимо больно осознавать и принимать.

– Я только сообщу о ребенке и поблагодарю за тот день, и все. Потом я уеду, – шагая из угла в угол, повторяла себе под нос.– Навсегда уеду.

С этими мыслями уже через час я тщетно пыталась попасть в его квартиру. Дома его не было. Более того, консьерж сказал, что Тимур давно там не появлялся.

Бесцельно бродя по знакомым улицам, я все думала и думала, где еще попытаться его найти, но в голову ничего не приходило. У нас не было общих друзей или знакомых, если не считать универа.

Но и там я мало к кому могла обратиться. Его телефонный номер все так же оставался вне зоны действия сети, а других я не знала.

Я ходила по замерзшему белоснежному городу и пыталась мысленно зацепиться хотя бы за что-то. Ледяной ветер щипал щеки, под ногами похрустывал снег, прохожие, кутаясь в шарфы и пряча руки в карманы, спешили по своим делам. Я же просто медленно шла, не замечая ничего вокруг. Каждый декабрь, проведенный в Лондоне или Париже, я мечтала о настоящей зиме, но сейчас, окунувшись в нее с головой, я проклинала ее за холод и невозможность найти Тимура.