– Тогда кто? – спросил Лазарбаль.

– Не знаю.

Он разложил передо мной фотографии.

– Мы проверим. Будем искать. Мы уже получили десяток фотографий, главным образом от посетителей ресторана. Вы часто оказывались в кадре. Почти все они были сделаны, когда вы вернулись искать сына.

Мой взгляд скользнул по снимкам, по слишком короткой футболке, голым ляжкам. Он тоже, неотрывно глядя мне в глаза, видел своим боковым зрением мою задницу? Ну пусть полюбуется! Пусть кому хочет показывает эти мерзкие снимки, сделанные похабниками-туристами с террасы ресторана, лишь бы только моего сына нашли. Помощник Лазарбаля, не удержавшись, повернулся к нам, но лейтенант проворно убрал фотографии.

– Мы их увеличим, – пообещал он, – и попросим вас внимательно их изучить, вдруг вы кого-нибудь узнаете. У нас есть еще несколько фотографий пляжа, сделанных чуть раньше, но Эстебана нет ни на одной. И на улицах он тоже никому не встретился. Так что при отсутствии других данных основной гипотезой остается…

Жми на клавиши, секретарь, пока не продавишь их.

– ЭСТЕБАН НЕ УТОНУЛ. Сколько раз мне вам это повторять? Посмотрите на снимки, увеличьте их, и вы увидите, что Эстебан оставил там полотенце, свитер и эспадрильи. Кстати, а где его эспадрильи? Не пошел же он в них купаться!

Я цеплялась за эту надежду, за что угодно, лишь бы не представлять себе тело моего мальчика, унесенное океаном.

– Мне очень жаль, мадам Либери, должно быть, я выгляжу чудовищем, предполагая худшее, но… Ваш сын мог подойти к воде в эспадрильях и оставить их на песке. А потом их смыли волны. Или, еще проще, кто-то их подобрал…

– А свитер и полотенце этот кто-то не тронул?

– Могло быть и так. Или же эспадрильи занесло песком. Мы поищем.

Секретарь давно перестал печатать, как будто мои аргументы его не интересовали и он уже записал все подсказанные ему Лазарбалем ответы. Однако у меня оставался последний аргумент. Только он и удерживал меня от того, чтобы не выскочить за дверь и не рвануть прямиком к океану, пусть бы и меня тоже унесла волна.

– У него свитер без кармана.

– Простите?..

– И на шортах кармана тоже нет.

Глаза Лазарбаля впервые окончательно пробудились и заметались.

– И что же?

– Я дала Эстебану монетку в один евро, я каждое утро даю ему евро, отправляя за хлебом. Если бы он пошел купаться, ему пришлось бы оставить ее на пляже. Никто не идет купаться с деньгами в кулаке. А я не нашла монетки ни на полотенце, ни на песке, я все на метр вокруг обшарила.

– Мы поищем еще, мадам Либери. Обещаю вам, мы весь песок через сито просеем.

– Я уже искала, лейтенант! И продолжу.

И буду молиться, молиться изо всех сил, чтобы ее не найти.

Если я так ее и не найду, значит, Эстебан не пошел купаться. Значит, он все еще где-то есть, с зажатой в кулаке монеткой.

Найти эту монетку – значит обречь его на гибель, искать ее – значит надеяться…

Я искала ее все эти годы.

И все эти годы надеялась.

Я так и не нашла их.

Ни монетку.

Ни Эстебана.

Я шла по выбеленному солнцем песку пляжа в Сен-Жан-де-Люз, время от времени останавливаясь и выбирая новый ориентир: причал, ресторан «Токи Гошоа». Потом вдавливала ступню как можно глубже, вытаскивала, песчинки осыпались, я проходила еще немного. И все по новой.

Что я ищу?

На что надеюсь?

Эстебан пропал десять лет назад.

– Брось ты это дело, – сказал Габриэль у меня за спиной.

Я даже не обернулась, не улыбнулась ему.

Сегодня Эстебану исполнилось бы двадцать.

– Посмотри, – прибавил Габриэль, – мы только что прошли, а ветер уже стер наши следы.