― Так уволь их, твою мать, если они тебе не нравятся! – заорал Стас во все горло. – И найми других! Арминэ, ты заведуешь всем в моем доме, а не выполняешь грязную работу! Что непонятного?!
― Сурен…
― Слушай меня внимательно. Еще раз увижу тебя ползающую в моем доме на карачках, вылетишь нахер отсюда! Пойдешь жить к Карену! Все ясно?!
― Ясно, Сурен. Прости, – ответила женщина, покорно склонив голову. Ее тихое “прости” в ответ на его откровенную грубость окончательно доконало Стаса. Он схватил с небольшого столика хрустальную вазу и со всей силы кинул в стену. Туда же полетел дизайнерский подсвечник. Выпустив немного пар, Волков развернулся, собираясь уйти, как услышал тихое ворчание.
― О! Намусорил, барин, – бурчала себе под нос Армине. – А убирать за тобой кто будет?! Тока и знает, что в стену швыряться и на мать орать.
― Что?!
― Молчу, молчу, – ответила Армине на его красноречивый взгляд. И как ни в чем не бывало добавила: – Иди, сына, удачного тебе дня!
Трясущийся от гнева Волков вернулся в офис, где устроил нагоняй каждому начальнику отделов своей компании. Работники, покрываясь холодным потом, пулей вылетали из его кабинета один за другим, заикаясь от страха. А Стасу все было мало. Одна женщина, с тоненькими пальчиками и шелковистой на вид кожей моет унитазы, а другая, несмотря на проблемы с почками и радикулит, корячится и драит его полы! И весь этот беспредел происходит прямо у Волкова под носом!
― Есть кто живой? – осторожно спросил Карен, входя в его кабинет. – Ты чего кричишь, словно тебя режут?
― Я сорвался на маму-джан.
― Она что-то тебе сказала или ты опять застал ее с тряпкой в руках? – судя по поджатым губам Волкова, Карен быстро догадался, в чем дело. – Сурен, что ты даром нервничаешь? Она все равно будет делать так, как хочет. Всю жизнь у тебя в доме прибирается. Она так привыкла.
― Да я просто…
― Купи ее любимые георгины, поцелуй в щеку и она будет счастлива! И тут же забудет то, что ты ей там наговорил! Это же мама-джан! – отмахнулся Карен. – Меня вот другое волнует. Следователь, которого я нанял для выяснения обстоятельства гибели Монастырского не выходит на связь. У меня с ним встреча назначена вечером. Должен был подтвердить. Что-то мне это все очень не нравится.
― Может цену набивает? Подождем, – ответил Волков и тут же дал приказ отправить одной упрямой и чересчур заботливой женщине огромный букет георгин. Весь оставшийся день он изо всех сил пытался отвязаться от навязчивого образа девочки-наваждения. Ближе к вечеру Стас уже не мог больше себя контролировать. Он направился в один злосчастный ресторан. Сел в самый дальний угол, так чтобы оттуда музыканту не было видно посетителя, и устало прикрыл глаза.
Она снова играла незнакомую ему мелодию. Медленную, пронзительную, даже трагическую. Его лицо исказилось от мучительной судороги. То, что жило внутри него с самого детства, то, что не давало расслабиться ни на минуту и пожирало его целиком, встрепенулось, ожило и заскулило в унисон доносившейся в зале заунывной музыке. Сука… Волкову все равно, кто за этим стоит. Он накажет каждую падаль, кто обидел эту девочку. Всех, кто превратил смеющуюся, улыбающуюся юную девчонку в печальное, сутулое, бледное привидение. От него ни один не ускользнет! Ни один не спасется! А вдруг все же будет по-другому? Может ему удастся перенаправить свою адскую сущность на врагов Монастырского? Вдруг у него получится уберечь Анну от собственной дьявольской природы?
Она играла целых три часа почти без перерыва. И ни одна радостная мелодия сегодня в зале не прозвучала. Когда рабочее время подошло к концу, Анна встала из-за рояля, поклонилась присутствующим и вышла. Волков кинул на стол крупную купюру, и выскочил следом. Стоял поодаль, наблюдая, как девушка-наваждение садится в служебную машину, которая развозит по ночам работников домой. Дал знак охране следовать за ней. Когда машина остановилась у ее дома и Анна зашла в подъезд, Волков вышел из автомобиля и сел на лавочке под ее окнами. Холодный весенний воздух немного освежал его разбушевавшееся сознание. Он поставил локти на колени, его голова устало упала на ладони. Может стоить плюнуть на все и снова вернуться в Швейцарию? Вот же ж, Гамлет херов! Сидит около ее подъезда, как чертов маньяк-сталкер, ощущая себя сопливым влюбленным подростком, который трясется от возбуждения, словно он бабы в своей жизни не видел. Лучше бы он никогда не возвращался из Швейцарии… Лучше бы дед его тогда пристрелил…