– Ой, – мешкает, аккуратно переступая порог, – задумалась, – напрягает губы, будто хочет улыбнуться, но не решается это сделать. – Я тут… вот, – расстегивает молнию на принесенной сумке.

– Что это?

– Это в счет долга. Денег у меня нет… – осматривается, медленно  снимает куртку, разувается и подходит к дивану в гостиной. Взгромождает свою сумку на кофейный столик. – Но есть ноутбук, – вытаскивает старенький мак, – камера еще, – кидает зеркалку на диван, – и вот, – снимает с запястья часы и золотой браслет.

Тянется к шее, расстегивает цепочку и аккуратно складывает все эти побрякушки на стол.

Точно пришибленная.

– И что мне, по-твоему, со всем этим делать?

– Не знаю, – пожимает плечами, – но у меня больше ничего нет. Только это, – с грустью смотрит на свое барахло.

Глаза закатываются сами. Это либо какой-то прикол, либо она действительно такая… слово пока подобрать не могу.

– Собирай все это и домой топай.

– У меня нет дома, – хмурит лоб. – Из общаги выгнали.

– Это не мои проблемы.

– Да, – кивает, – я знаю.

Уходить она не спешит, так и стоит посреди гостиной, сцепив пальцы в замок. Смотрит по сторонам и кусает губы, обнажая белые зубы этим незамысловатым движением.

– Ты знаешь, я бы могла здесь прибираться, – обводит квартиру взглядом. – В качестве благодарности. Не придется тратиться на домработницу.

 – Я предпочитаю благодарности в другой плоскости.

Малая зависает, а потом бледнеет. Начинает приглаживать и так ровно лежащие волосы закостенелыми от паники пальцами.

– Зачем ты так? Я же просто… просто хотела как-то загладить свою вину, – трет нос, – у меня нет таких денег, и я… я…

Дальше начинается поток причитаний и рыданий. Она вытирает слезы, которые катятся по щекам, всхлипывает. Ее сопли раздражают. Хочется повысить голос, но слушать еще более громкую истерику — желания нет. Поэтому все, что я делаю, встряхиваю ее за плечо. Возможно, слегка грубо, но как вышло. Девчонка запрокидывает голову. Смотрит в глаза и хлопает своими склеенными от слез ресницами.

Это странно, но в данную секунду я верю в ее искренность, хотя делать этого не стоит. Боком выйдет.

– Исчезни, – прищуриваюсь. – Это будет лучшей благодарностью.

– Да-да, прости. Я сейчас уйду.

Быстро собирает свое барахло, всхлипывает и топает к двери.

– Можно я только умоюсь?

Указываю направление в сторону ванной, и она торопливо идет туда.

Пока она копошится у раковины, бегло осматриваю верхнюю одежду, в которой это чудо пришло. Ничего выдающегося. Рика с ее средствами могла бы приодеть дочурку получше.

– Ай!

Громкий вопль и звук разбитого стекла, долетающие в прихожую, заставляют сорваться с места.

Заворачиваю в ванную. Там картина маслом. Разбитый флакон из-под жидкого мыла, которое медленно растекается по испанской плитке, и это недоразумение, пытающееся собрать осколки.

Увидев меня, девчонка напрягается. Втягивает голову в плечи. Слегка отшатывается в сторону и ускоряется.

– У-м-м, – снова пищит.

– Чего еще?

Она отрицательно качает головой, а потом выпрямляет руку, по паре пальцев которой тонкими струйками стекает кровь.

– У меня что, кровь? – смотрит на перепачканную кожу.

– Давай сюда, – дергаю ее на себя, но она падает в мои руки уже без сознания.

11. 11

Ксю

Пойти помыть руки было предлогом задержаться еще на пару минут. Устроить своим хаотично работающим мозгам передышку и на бегу состряпать новый план действий. Только придумывать ничего не пришлось. Моя «удача» вовремя подсуетилась сама. Стеклянный дозатор с жидким мылом выскользнул из рук и разлетелся на мелкие куски от удара о дороженную плитку с красивым узором.