Я отворачиваюсь. Беру хирургическую нить и иглу, обрабатываю спиртом. Надеваю перчатки и приступаю к зашиванию раны. Удивляюсь тому, что мужчина не издаёт ни единого звука, стойко терпит. Работая ассистенткой хирурга, я привыкла к тому, что женщины всегда выносят все процедуры более стойко, чем мужчины.

Когда на обе раны накладываю плотную повязку, поднимаю руку и тяну к ссадине на голове.

— Вам бы стоило обратиться к врачу. Я не профессионал.

— Ты сама прекрасно справляешься, девочка, — усмехается криво мужчина побелевшими губами.

Я веду плечом и смотрю на царапину на его лбу. Рассматриваю её, она совсем не глубокая. Видимо, кровь на лице мужчины принадлежит кому-то другому. Закрываю аптечку, поднимаюсь и ухожу в ванную комнату, выбрасываю перчатки и кровавые бинты в мусорное ведро, которое тут же завязываю, чтобы моя дочь не увидела.

Беру таз с водой, полотенце и, встав перед мужчиной на колени, стираю кровь с его лица.

— Всё, я Вам помогла. Уйдите, пожалуйста, — прошу тихо, избегая смотреть на него. — Попросите кого-то другого помочь. Я уверена, что у Вас есть люди, к которым Вы можете обратиться.

— Прогоняешь меня, девочка? — улыбается криво.

Я смотрю в его лицо и отшатываюсь. Страшный пугающий зверь, который может кинуться в любой момент. Я обречённо прикрываю глаза и обессиленно опираюсь спиной на стену позади. Кусаю нижнюю губу и выдыхаю тихо, дрожащим голосом:

— Моя дочь скоро вернётся домой. Я не хочу, чтобы она Вас видела. Она испугается.

— Тогда поедешь со мной, — роняет тяжело, взглядом пригвождая к месту.

Вскидывает руку и, опираясь на вешалку, поднимается. Пошатывается, едва стоит на ногах, но всё же удерживает горизонтальное положение. Мой взгляд против воли скользит по его огромному мощному телу. Я вспыхиваю. Чувствую, как пылают уши и щёки.

— Водить умеешь? — вскидывает смоляную бровь.

— Да. Но я не понимаю, — я хмурюсь.

— Ты поедешь со мной, девочка, — говорит властно, будто я сейчас же кинусь выполнять его приказ. — В мой дом.

— Нет. Я не могу. У меня ночная смена. И мне нужно дочери приготовить ужин. И…

— Надевай пальто. Поехали. Не спорь.

Я закусываю нижнюю губу и беспомощно выдыхаю. Смотрю в ледяные глаза мужчины и понимаю, что я угодила в клетку к тигру. И сбежать у меня не выйдет. Он не отпустит.

— Либо я остаюсь, и твоя дочь меня увидит, либо ты едешь в мой дом, — бескомпромиссно.

— Зачем? Объясните, пожалуйста, — в отчаянии подаюсь вперёд. — Зачем я Вам? Вызовите частного врача! Заплатите ему за молчание.

И совсем не ожидаю того, что рука мужчины упадёт мне на затылок, и он сорвёт резинку с моих волос, заставив их волной рассыпаться по плечам. Мужчина издаёт странный звук, а потом хриплым голосом выдыхает мне в лицо:

— Я другую не хочу. Ты поедешь со мной. Чтобы ты не побежала в полицию.

— Почему Вы так не хотите ехать в больницу и не хотите обращаться в полицию? Вы, что…

— Не суй свой нос, куда не следует, — рычит мне в лицо, обжигая горячим дыханием. — Собирайся. Или пойдёшь так, как есть.

— Оставьте меня, пожалуйста. Я никому не скажу. Я помогла Вам, оставьте меня, прошу. Я клянусь, что никто об этом не узнает.

Я вскрикиваю, когда сильные шершавые пальцы оказываются на моих щеках и мужчины выплёвывает:

— На выход. Немедленно.

И одного только взгляда серых глаз хватает для того, чтобы заставить меня подчиниться. Не знаю, откуда у него берутся силы для того, чтобы тащить меня на буксире на улицу. Радует лишь то, что я успела закрыть дверь, а в подъезде никто не встретился. Ещё не хватало сплетен от соседей.