16. 15

Дина

Я проснулась в пять утра одновременно от двух вещей — во-первых, страшно хотелось в туалет, а во-вторых, голод грыз меня изнутри так, словно от безысходности принялся за поедание желудка. Я встала, направилась в ванную, сделала там все дела, а оттуда сразу завернула на кухню.

В предрассветной темноте на столе шапкой белели розы. Они раскрылись и распространяли вокруг сладковатый цветочный запах, от которого меня моментально затошнило. Я приоткрыла окно, переставила розы в гостиную, чтобы аромат рассеивался в большем пространстве, и только потом заметила тарелку с чёрным виноградом.

Это было похоже на извинения, да, скорее всего, это и были извинения, но легче мне не стало. И дело было вовсе не в том, что Павел не сказал мне о смерти Любови Андреевны, — за прошедшую ночь я остыла и приняла его поступок, хотя и не поняла до конца. Да, мне тогда было бы тяжело и больно узнать ещё и об этом, но я в тот момент хоронила маму, и ничто не могло сравниться с этой утратой. Даже предательство Павла померкло по сравнению с маминой неожиданной смертью от инсульта. Мужья-то приходят и уходят, а мамы — остаются…

Мне не становилось легче по другой причине. По правде говоря, мне стало даже хуже. Я привыкла к отсутствию Павла, я вытравила из себя все чувства к нему, приучилась не вспоминать, не думать, двигаться дальше. Я знала, что он жив, но для меня он словно умер. А вот теперь труп восстал из гроба и стал напоминать о себе, погружая в прошлое, о котором я не хотела думать. Вот и сейчас… эти цветы…

Я вздохнула и отщипнула виноград, положила в рот — вкус был почти медовый. Съела ещё несколько ягод, но потом всё же отодвинула в сторону тарелку. Надо нормально позавтракать, да и вообще — мне не хотелось винограда. Да, было вкусно, но не хотелось.

Пока варила овсяную кашу, поневоле вспоминала, как Павел в первый раз принёс мне такие цветы — в дальнейшем они стали моими любимыми. В тот день у нас многое было впервые.

Мой институтский выпускной вечер закончился абсолютно феерично — меньше всего на свете я ожидала, что окажусь в квартире и постели Павла. По правде говоря, когда он набросился на меня с поцелуями в саду дачи Дениса, я подумала, что Павлу просто не хватает секса: он сам говорил, что на тот момент уже пару месяцев ни с кем не встречался. Но ответила, потому что любила. И согласилась поехать с ним по той же причине. Ругала себя, опасалась, что потеряю нашу дружбу навсегда, но отказаться была не в состоянии, слишком уж сильные чувства я испытывала к Павлу. Я мечтала о его прикосновениях два года и, когда он наконец меня коснулся, от счастья едва не улетела. Хотя тело осталось на земле, а вот мозг точно отправился в полёт и не возвращался до самого утра, когда я проснулась от признания в любви и неожиданного вопроса:

— Скажи, ты выйдешь за меня замуж?

Помню, как лежала, смотрела на серьёзного Павла, на его взволнованные глаза и взъерошенные после сна волосы, губы, которые полночи терзали меня всю, и думала, что у меня слуховые галлюцинации.

— Что, прости? — просипела, кашлянула и дико смутилась, когда Павел поцеловал меня. Нечищеные зубы его явно не смущали. И не только они. И вот ведь вроде бы — сколько можно? А я всё равно чувствовала бедром, насколько Павел возбуждён, и даже чуть-чуть испугалась. — Ой, не надо, Паш… Всё саднит!

— Я не буду, — шепнул он, ласково поглаживая меня по спине. — Так ты ответишь на вопрос?

— На какой?

— Выходи за меня замуж, Динь.

Я глупо хлопала глазами, не понимая — неужели это была не галлюцинация и Павел действительно… Да не может быть! Сейчас не девятнадцатый век, чтобы жениться на девушке после того, как «испортил» её!