Я начинаю с самого начала, с моей первой нью-йоркской любви. Признаюсь, как сильно был влюблен в Хизер (то бишь в ныне покойную Кейденс). На первый взгляд я испытывал всего лишь влечение. Впервые увидев Хизер на сцене, хорошенькую, будто Линда Ронстадт[7], я долго пытался поймать ее у театра.

Ты протираешь свой стакан салфеткой.

– Ничего себе! Ты ради этой девушки из кожи вон лез…

– Я был молод. В юности все по-другому. Каждая любовь – настоящая одержимость.

Ты киваешь, но явно ревнуешь меня к женщине, которой я был одержим. Я делаю глоток водки, давая тебе возможность представить меня в постели с Линдой Ронстадт, а потом произношу то, что ты хотела услышать: Хизер разбила мне сердце. Ты оживляешься, просишь рассказывать дальше, и я описываю день, когда меня бросили.

– Мы планировали жить вместе, я искал квартиру на Брайтон-Бич, – начал я, вспоминая тот день на пляже. – Стояла жаркая летняя ночь. Никогда не забуду ужасный запах и комаров…

Ты довольна тем, что другая девушка сделала меня несчастным, но делано надуваешь губы.

– Не разрушай манящий образ Нью-Йорка, Джо!

Я говорю, что Хизер рассталась со мной голосовым сообщением в тот момент, когда я смотрел квартиру. Ты сочувственно вздыхаешь – «да ты что!» – и мой мягкий, полный щемящей нежности смех дает тебе понять, что времени прошло достаточно и я готов любить как никогда прежде.

– Такие дела.

Приносят мой сэндвич. Ты тут же хватаешь с тарелки картошку фри.

– Вот это да… Значит, ты остался без девушки и без квартиры?

Я откусываю сэндвич, ты снова тянешься за картошкой. Мы дружно жуем. Знаю, ты не откажешься от бекона, и я вытаскиваю его из недр сэндвича, как деревянный брусок из башни «Дженга». Ты берешь бекон, он хрустит у тебя во рту.

– Если ты осуждаешь Хизер, послушай теперь про Мелиссу.

Ты потираешь руки, что выглядит забавно. Рассказывать тебе о Мелиссе (то бишь ныне покойной Бек) – словно испытать катарсис. В этой версии я работал официантом в закусочной Верхнего Вест-Сайда, а Мелисса там однажды обедала и написала мне свой телефон на чеке. Ты делаешь огромный глоток из стакана – честно говоря, довольно агрессивно, – и я добавляю, что Мелисса была для меня слишком незрелой. Твои щеки пунцовеют. Тебе нравится, что я анти-Шеймус, что мне нужна женщина, а не юная нимфетка, которой можно было бы похвастать перед друзьями, как трофеем.

– Да, слишком незрелая, – повторяюсь я. – Я надеялся, в душе она старше. Ее любимой книгой были «Отчаянные характеры»[8].

Ты напрягаешься, чувствуя угрозу. Я говорю, что, судя по нашей с Мелиссой истории, схожесть книжных интересов еще ничего не гарантирует. Мелисса могла бы стать отличной фехтовальщицей, однако ей мешали созависимые отношения с лучшей подругой Эппл (то бишь ныне покойной Пич Сэлинджер).

– Но проблема была даже не в этом, – сокрушаюсь я. – Просто Мелисса любила только одного человека, одного-единственного.

– Мелиссу, – произносим мы хором.

Ты мне сочувствуешь. Я прошел через множество микропредательств Мелиссы. Пытался о ней заботиться, помогал сосредоточиться на фехтовании (писательстве). А потом она мне изменила. Переспала со своим тренером (психологом). Ты опускаешь голову на руки и восклицаешь:

– О нет! Боже, какой ужас, какой цинизм!

– Знаю.

– С тренером!

– Знаю.

Я жую сэндвич, а ты смотришь на меня так, словно я должен разрыдаться.

– На самом деле все не так уж плохо, – искренне говорю я. В конце концов, все дороги вели меня к тебе. – Когда тебе разбивают сердце, приятно сознавать, что оно у тебя хотя бы есть. – Я не готов рассказывать об Эми и Лав, поэтому перехожу от историй к философии. – Все будут неподходящими, пока не найдешь нужного человека. – Ты потираешь безымянный палец, на котором нет кольца. – Я не злорадствую, Мэри Кей. Надеюсь, у моих бывших все хорошо. – Ну да, в райских кущах или где они там… – Надеюсь, каждая из них найдет своего человека.