А в Зимарях, и я там тоже купаюсь, это старинная деревня, живет такой Сергей Комаров, и я к нему захожу иногда попить воды. Родниковой. Он угощает. А на ведре у него гвоздиком выбито аккуратно: «Комаров».
Мы грабили с Алей сено, ворошили, Маша увидела нас на другом конце поля и кричит: «Неправильно грабите!»
Вспыхнул скандал. Поссорились с Машей, и Аля, расстроенная, в сердцах:
– Да я лучше поговорю с помидором!»
А потом они поругались, на каком расстоянии сажать капусту.
– Если на маленьком расстоянии, капуста и будет маленькая – «шамки», – сказала Маша.
– А если на большом, то капуста вымахает и будет «хряпа», – сказала Аля.
– Ты, Маша, уже ничего не помнишь, – сказала Аля. – К тебе приходили, огурцы прорядили, ты и рада была.
– Приходил полухей какой-то, – ответила Маша. – Огурцы после него не росли.
– Огурцы надо сажать, – сказала Маша, – когда зацветет третий венчик у калины. Торкнул семечки в землю – и через грядку поцеловаться, чтобы огурцы были сладкие.
13 августа
Москва
Марина – Юле
Читаю, сердце радуется!
Пиши, пиши – пока хочется, говорил мне Яша Аким.
Первое лето в Уваровке без Люси. А тут все ждет ее, будто она уехала на зиму и вернется, и мы с ней снова будем здесь, как на орбитальной космической станции. Ее ботиночки, галошики, тапочки, сапожки, валенки, плитки электрические – ни одну не выбросила за тридцать лет – величайшая ценность! – состарившиеся запыленные игрушки для маленького Серёжи: малый бильярд, баскетбол в миниатюре, фехтовальные принадлежности, шпаги, серсо, бадминтон, резиновый Чиполлино с котомкой, солдатики, тевтонские рыцари…
Фотографии под стеклом – домашний иконостас, образа, Псалтирь, в который Люсиной рукой, отчетливым почерком красивым, чтобы мы разобрали, вписаны молитвы на сон грядущий, на пробуждение, и молитва святого Франциска: «Господи, удостой меня быть орудием мира Твоего! Чтобы я вносил веру туда, где сомневаются, надежду туда, где отчаиваются, любовь, где ненавидят, свет – во тьму. Удостой утешать, а не ждать утешения, понимать, а не ждать понимания, любить, а не ждать любви…» Плюс еще приписка карандашом: «Раз ты увидишь, что дом мой рушится – ступай и отстрой его. Иисус Христос».
Ночные рубашечки, кофточки, пахнущие ею, шелковое платье в хризантему… Подсвечники из коряг, сделанные руками двоюродного брата – летчика дяди Лёши, настольные лампы ее собственного изобретения, под кроватью высохшие стебли мяты, красивые бутылки из-под наливок, которые нам Лёня приносил со станции в счастливые времена, и мы привечались на славу, рябиновая, клюквенная, брусничная…
И, наконец, записка:
«СКОРО БУДУ».
15 августа
Бугрово
Юля – Марине
Sms: Закатное
золото на заборе
надо мной, марина
сейчас надо
мной на высоте
дерева в парке
пролетел аист.
И вы
под его
крылом
18 августа
Бугрово
Юля – Марине
Sms: Спугнула
одновременно
цаплю и аиста.
Как же так?
Вот как они
осторожны
19 августа
Бугрово
Юля – Марине
Марин, мы в плену у яблок. Яблоки окружили нас. Яблоки повсюду: на подоконниках, на крылечках, в лодках. По яблокам мы ходим, яблоками хрустим, яблоки лопаем, что есть сил. Яблоки печем, мочим и сушим. Фёдор Иваныч, муж тети Нины, придумал добавлять сушеное яблочко в табачок – для аромата.
Яблоки осыпаются с деревьев и шлепают, как бобры хвостами, по днищам лодок. Как будто бы деревья сейчас встряхнулись от осенних дождей, и яблоки разметало, как брызги. Яблоки раскалываются на лету и пропитывают яблочным соком землю.
Ели яблоки, и вдруг пришла тетя Маша. От яблок отказалась, села рядышком на ступеньку, говорит: «А у вас ведь яблони перед крыльцом растут!»