– Какие еще де́ла? – недовольно, но уже постепенно сдаваясь, проговорила она. – И какая я…

Кажется, она хотела сказать, что не любимая мне, но сдержалась. Очевидно, в надежде, что, если не спорить, – получится быстрей.

– Первое – узнать, что читаешь. Чего не спишь?

– Господи, да просто бессонница у меня, не спится! Свадьба все-таки, жизнь меняется, вот и волнуюсь, неужели не понимаешь? Полночи пролежала, а потом… взяла первую попавшуюся книжку, Луговской, видишь, стоял на полке, бабушкина еще – мне понравилось, что она маленькая. Оказалось, стихи.

Я подхватил из ее рук золотисто-бирюзовую книжечку, с пожелтелыми страничками, раскрыл – из книжки выпала длинная травка-закладка, совсем свежая.

– Нет, та, которую я знал, не существует.

Она живет в высотном доме, с добрым мужем,

Он выстроил ей дачу, он ревнует… – начал я зачитывать вслух первый попавшийся стишок. – Надо же, в тему!

– Слушай, хватит.

– Он рыжий перманент ее волос целует.

Мне даже адрес, даже телефон ее

Не нужен…

Я читал под Толика с его детским восторгом и всхлёбом.

– Хватит!

– Ведь та, которую я знал…

– Я… – голос ее дрогнул, – я прошу тебя.

– …не существует, – закончил я и остановился. – Хорошо. Зачем ты читаешь эту фигню?

– Второе дело? – торопила она, и, судя по лицу, прислушивалась. Незаметно для меня – прислушивалась.

Он где-то здесь, рядом, на первом или втором этаже, возможно, даже за этой тонкой стенкой. Он сейчас расслышит шум и проснется. И явится сюда. Понятно, ей этого совсем не хотелось.

Я молчал, думал.

Она устало закрыла глаза, отступила к кровати. Я глядел на ее темные ресницы, какую легкую они дают тень под глазами, фиалковую, как же ей шло быть с закрытыми глазами. И опять выражение кротости начало пробиваться между аккуратных темно-рыжих бровей, на чистом открытом лбу, кротости и детскости.

– Второе дело? Нужно дать мне руку. Дай мне руку. Правую.

– Для чего?

– Чтобы исполнить мое второе дело.

– Это все? Все?

Она протянула руку. Холодную, почти ледяную. Ты замерзла, любовь моя? Замерзла?

Но произнес я другое.

– Нет, это только условие.

Почему она так послушна? Не закричит, не вырвется? Страх! Она боялась его. Что он проснется.

Я взял ее руку, легонько сжал.

– Тебе не надо выходить за него замуж. Не нужно. Нельзя. За него. Если так хочешь замуж, выходи за меня.

Уже при первых звуках этой фразы, которую я репетировал все эти ночные часы, пока ловил машины, шагал пешком, крал велосипед, уже при первых звуках собственного голоса я понимаю: побег, спешка, приезд сюда, взлет на балкон, все это – бессмысленно. Обречено. И все-таки я повторил, как можно спокойнее и уверенней.

– Не надо. Не стоит выходить за него. Едем со мной.

– С тобой? – она задохнулась. – С тобой… да с какой стати?

– Ты знаешь, с какой. Знаешь! Я люблю тебя, люблю тебя. Я отдам тебе все, сделаю для тебя все, что ты захочешь, я бежал к тебе целую ночь, как только узнал, узнал вчера вечером, – я немного сбился. – Почему он? Он не годится тебе, вообще! Ты что, не видишь? В этой проклятой свадьбе фальшь!

Она слушала меня молча, серьезно, не перебивала. Наконец, посмотрела своими зелено-рыжими глазами.

– Это, – она запнулась, – не твое дело. Я так решила. Вот и все.

Я отвел взгляд, слушал интонации – в них плескалась неуверенность! В том, что она вообще так долго слушала меня, таилось сомнение. И вопреки всему во мне так глупо забилась надежда.

– Едем со мной, прямо сейчас, – быстро проговорил я.

– Это невозможно, – добавила она, словно пытаясь убедить не меня, себя. – Я не могу поехать с тобой. Сейчас.