Так правильно.

Я погрузилась в работу с головой, выжимала себя до последней капли силы, чтобы забыться и очистить голову от дурных навязчивых мыслей о Волчонке. Ночью возвращалась домой, еле передвигая ноги, и часами лежала на кровати и таращилась в потолок, мучаясь бессонницей. Не высыпалась, не могла нормально отдохнуть, потому что он ласкал меня во сне, мучил, издевался, изводил своей страстью.

Но его присутствие неожиданно выдавило ночные кошмары прошлого, страхи ушли, попрятались по углам, осталась только горячая страсть и желание поддаться его настойчивости.

А последние недели Гроза М, казалось, просто забыл обо мне, вычеркнул, как очередную припевочку в своей постели. Но у меня не получалось радоваться, потому что злило. Злило, что приходится сталкиваться с ним в коридорах, сидеть рядом на совещаниях, выезжать на концерты. Он будто нарочно вечно попадался на глаза.

В октябре я поняла, что реже вспоминаю о том, что со мной случилось больше пяти лет назад. Удивительно, но Вульф почти искоренил из моей души прошлые обиды и ужас, затенив собой, как большой дуб прячет маленькую девочку от ливня.

Но все кончено, и мы никогда не сможем продолжить путь по лезвию ножа, потому что так нужно.

Я могу сто тысяч раз рисковать собой, но не другими. И ему об этом знать не обязательно.

Прикрываю глаза и снова смотрю в потолок. Все тот же потолок с одной единственной лампочкой по центру, в окружении обвисших хлопьев старых обоев. Однушка разбитая, в глухом районе, но мне большего и не надо – лишь бы быть незаметной.

Чем все это отличается от тюрьмы? Ничем. С той разницей, что срок заключения за преступление сходит на нет по времени, а я в этой агонии навсегда.

Беру мобильный и набираю зашифрованный номер.

– Как она?

– Все так же, без изменений. Вы заедете сегодня?

– Да.

И остаток дня я провожу за городом, рядом с важным для меня человеком, который меня не помнит. Она смотрит в мое лицо бесцветными глазами и молчит. Всегда молчит. Раньше говорила без устали, тараторила всякие сплетни и приносила домой советы, а сейчас молчит.

От сотрясения у Марины Леоновны нарушена речевая область мозга и полная потеря памяти. Я берегу ее жизнь, плачу последние деньги на больницу и ухаживаю за женщиной только ради одного: узнать, что же произошло после того, как я умерла.

И, если к ней внезапно вернется память и возможность говорить, я должна быть рядом.

13. Глава 13. Звезда

Понедельник начинается с опоздания.

Я впервые спала беспробудно и просто не услышала будильник. Проснулась около десяти, не успела толком умыться. На ходу вскакивала в джинсы, чистила зубы, а когда ныряла в высокие сапоги расчесывала спутанные волосы и думала, что нужно прекращать думать о Волке. Много чести. Но оно все равно думается, зараза!

Дома не успела даже выпить кофе, а пока ехала в маршрутке умирала от жажды, потому бегу на всех парах в «Буффи» за лимонной водой. Опрокидываю в себя стакан и прошу еще. Пока жду буфетчицу, стараюсь успокоить сердце, что выскакивает из груди, стягиваю пальто и бросаю его на локоть. Я опаздываю всего на пять минут, ничего не случится, лишь бы «Третий Вокальный» курс не разнес аудиторию. Сегодня мы будем пробовать собрать партии до кучи, потому что ученики – такие ученики, делают все в последний момент, особенно, когда в голове один ветер. До академ сдачи не так далеко, нужно на них немного поднажать.

Выбрасываю стакан в урну, вылив в себя еще двести грамм воды, и, вылетев, из кафе, заворачиваю к лестнице. И замираю.

Сверху в распахнутой черной куртке, из-под которой выглядывает белоснежная футболка, спускается Игорь. Мышцы крепкого живота и груди играют от его шагов, скулы напрягаются, а вены, вздувшись, оплетают его кисти.