А Вера – она ведь писала мне, и я десятки раз хотел прочитать ее сообщение, но такое бешенство накатывало, что в итоге я просто удалил его так и не открыв.

– Пошла вон. Пошла. Вон. НЕМЕДЛЕННО! – эти слова я почти выкрикнул, любуясь тем, как она побледнела – маленькая лживая дрянь.

Выбежала из кабинета, унеслась прочь, словно я маньяк какой-то. Хотя еще пара вопросов, заданных невинным тоном – и я мог бы не сдержаться.

– Владислав Евгеньевич, я на сегодня еще нужна?

– Можешь идти.

– А эта девушка, – Лариса замялась, – мне сообщить на охрану, чтобы ее больше не пропускали?

– Она больше не явится. Иди домой, завтра к восьми.

Помощница кивнула, взглянула также испуганно, как и Ника несколько минут назад, и вышла вон. Ладно, Ника, но этой-то я что сделал?

– Она не Ника, она Вера, – сказал сам себе, хотя мать все детство пыталась вдолбить мне обратное.

Ни отца не слушала, ни голос разума, ни меня. Называла девчонку, погубившую мою сестру ее же именем, и скандалила, если вдруг я шел против:

– Не смей! Ее имя Вероника, ясно? Влад, ты специально меня доводишь? – кричала и плакала мать.

– Вероника умерла.

Лишь эту фразу я твердил, как заведенный: сестра умерла. Но главное, как бы не хотел, я не смел сказать: Веронику убила эта мелкая дрянь, которую ты притащила к нам домой, велев считать сестрой.

Убила, и я это видел.

Вот только до сих пор никому не рассказывал, даже отцу. Которому, к слову, пора позвонить.

– Да.

– Привет.

– Что случилось? Голос у тебя… пил, что ли?

– Нет, – солгал, глядя на початую бутылку виски, но я ведь не пьян, я просто в бешенстве. – Вера приходила.

– Какая Вера? Сын, я занят, и если…

– Та самая Вера, – перебил отца. – Ты знал, что мать больна? Вера приходила просить деньги на ее лечение. Ты в курсе дел?

Папа закашлялся, не торопясь с ответом. Да я уже итак понял, что он знает. Отец всегда в курсе того, что хотя бы теоретически может его касаться.

– Влад, не связывайся с ними. Это больше не наша семья – ни Вера, ни Надя. Пусть разбираются сами, они обе сумасшедшие. Ты ведь помнишь, что твоя мать сделала?

Помню.

К огромному сожалению, такое не забывается. Живешь себе, доверяешь маме, хоть и видишь ее странности, а потом обнаруживаешь причины своих внезапных болезней.

Не каждого медленно травит родная мать.

Она ведь даже не открещивалась от обвинений, и прощения не просила. А я ведь, как полный кретин, готов был простить даже это, лишь бы маму не терять, но ей было все-равно. Даже на суд не явилась, не собиралась оспаривать опеку. Просто отдала меня отцу, вычеркнув из жизни.

Не любила никогда, и даже не притворялась.

– Я разберусь.

– Не будь идиотом, – рявкнул папа. – Твоя мать – манипуляторша, а Вера – ее достойная ученица. Ты оглянуться не успеешь, как они обе сядут тебе на шею, и будут управлять каждым шагом. Не вздумай потакать им.

– Сказал же, что разберусь. Ты приезжать не собираешься?

– Через пару месяцев смогу вырваться, не раньше.

Отец, как обычно, пустился в наставления, которые я почти не слушаю. Киваю, словно он может меня видеть, а в голове мысли: ты прав. Зря я пообещал помощь, зря вообще позволил снова впутать меня в это. Любая мать, даже самая пропащая, заслуживает шанса, и заслуживает хотя бы минимальной помощи от своего ребенка. Но может ли считаться матерью женщина, пытавшаяся убить своего ребенка?

– И правда маньяк, – рассмеялся, увидев свое отражение в зеркале. – Понятно, почему испугались.

Волосы взъерошены, светлые глаза будто светятся в темноте, как фосфор – всегда их ненавидел. Хотя, плевать на внешность, бабам вроде нравится, а на остальное похер.