А теперь он, значит, вернулся.
– Пойдем, – только успел сказать Стефан, – отец не любит, когда опаздывают к ужину.
Трапеза прошла на удивление мирно. Подали мясо медведя, которого пан Ольховский завалил собственными руками и которого теперь нахваливал на все лады. На «остландского гостя» косились, но пока отделывались общими вопросами – какая-де в Цесареграде погода и что думает Лотарь о войне с Флорией. Общий разговор обтекал Стефана, будто шел на чужом языке; говорили о людях, которых он успел позабыть, и о делах, которых он не знал. Вполуха прислушиваясь к беседе, Стефан вилкой выбирал темные сгустки крови из медвежатины. Марек с горящими глазами, забывая есть, рассказывал о Флории, где скрывался все это время, – так, что все взгляды обращались к нему и оживлялись, будто им возвращали надежду.
Короли Флории, без сомнения, были людьми разумными. Они давно уже не стремились к войнам; некогда заключив Договор Шестиугольника, они оградили себя от нападок соседей и добились долгого мира, лишь изредка взрывавшегося местными междоусобицами. Но об Остланде в Договоре упомянуто не было, и до недавней поры Флория избегала всяких ссор, молчаливо придерживаясь давней Восточной Конвенции. В Конвенции было сказано, что цесарь может делать что хочет, пока не заходит за Ледено. Оттого, что за Ледено – Чеговина, а она уже прямо граничит с Чезарией.
В первые годы правления Лотаря Держава даже пыталась поправить отношения с Шестиугольником, завести послов и хоть как-то наладить торговлю. Но перемирие недолго длилось; драго, «дражайшие соседи и братья», заявили претензию на Чеговину. Страна, которую так удачно защитила Восточная Конвенция и которая, в отличие от Остланда, спокойно торговала со всеми шестью Углами, за это время успела раздобреть. Стала слишком лакомым куском, чтоб соблюдать договоренности. Драгокраина попросила помощи в «восстановлении законных границ», и Лотарь, как ни отговаривал его Стефан, послал туда «добровольцев». Такое случалось и раньше, но на сей раз Флория не стерпела. И означало это, что у нее есть возможность – не терпеть.
Лет семь назад князь Белта, возможно, сам бы подталкивал цесаря к этой войне. Яворский говорил когда-то: «Там, где большие державы дружат, маленькие страны исчезают».
И в Бялой Гуре, кажется, по сей час так думают…
После обеда они прошли в курительную. Вдова Яворского вытянула трубку, видно оставшуюся от мужа, и устроилась в кресле в углу. Пан Ольховский зачерпнул сухой травы из кисета, втянул носом, мощно чихнул.
Первым заговорил Марек:
– Король Тристан готовится к войне. Он понимает, что война будет не из легких, и ему не улыбается воевать на территории Шестиугольника.
– И поэтому он хочет воевать на нашей?
– Нет, почему? – очень спокойно возразил Марек. – Флория выступит скоро и пойдет на Драгокраину.
– Отчего ты так уверен?
На Стефана посмотрели.
– Я говорил с советниками короля Тристана. Видишь, – он улыбнулся, – меня тоже принимают при дворе!
– В качестве кого? – тихо спросил Стефан.
– В качестве командующего белогорскими полками во Флории, – отчеканил старый Белта.
Стефан покачал головой. Марек глянул на него виновато и продолжил:
– Пока цесарь будет воевать там, мы можем попытаться освободить Бялу Гуру. Но единственных наших сил не хватит, надо, чтоб поднялось все княжество!
– Поднимется! – выкрикнул Бойко. Вдова Яворская чуть заметно поморщилась.
– Поднимется, – кивнул Стефан, – и вы утопите Бялу Гуру в крови. И дадите цесарю хороший повод решить белогорский вопрос в манере его покойной матери…