– Допустим. И где ты его видела?

– В Рощино, – сказала она, и я вытянулась струной.

Рощино – поселок недалеко от города, где была их дача. Мы с семьей часто приезжали к ним на выходные пожарить шашлыки, наши отцы дружили еще со школьной скамьи, и дружат надо сказать до сих пор. Наши семьи всегда связывала стойкая нерушимая связь. И этой моли там не было места.

– Ты там жила что ли?

– Да. Дом на Зеленой улице, самый последний у леса. Он часто ходил мимо нашего двора с друзьями на озеро, иногда они брали меня с собой.

Но дачу в Рощино насколько я знаю, давно продали, слишком простой она была для наших разбогатевших отцов. Теперь у нас коттеджи подороже и в элитных дорогих поселках. В Рощино же ошивалось одно отребье. Оно уже тогда мне не нравилось, а с годами превратилось в очередной муравейник, куда на лето стягивались все, кому не лень: и пенсионеры, и бедная интеллигенция, и алкаши, и зеки. Как раз у самой кромки леса и ошивалась вся эта шушера, аккурат у ее дома.

Если она не врет…

– Сколько тебе лет?

– Восемнадцать.

Еще меньше чем я думала. Разница в три года между нами, а кажется пропасть длиною в жизнь.

– Тебе было десять, зачем ты им?

Она пожала плечами.

– Не знаю, но брали же.

Ревность кольнула еще и еще. Меня он никогда не звал на то соленое до жути озеро. Да мы до шестнадцати и не прям чтобы дружили, и все же.

Я вздохнула. В голове рой незаданных вопросов.

– И как давно вы с ним?

Сейчас услышу – целую жизнь, но девка мотнула головой:

– В пятнадцать мы впервые поцеловались. В шестнадцать он стал бегать за тобой. В двадцать один вы поженились.

– А ты? С тобой что было?!

– Я никогда не претендовала на его любовь, знала, что мы из разного теста. Мы просто иногда созванивались.

– Еще? – процедила я.

– Что?

– Что еще было? – рявкнула.

Она облизнулась.

– Ты хочешь узнать был ли у нас секс? Был, но это было до отношений с тобой.

– Не верю. Не ври мне! – я подскочила на ноги, не в силах выносить ее ложь. Перед глазами стояла сцена в парке, где он покрывал её лицо поцелуями. Вспыхнув ненавистью как спичка, я размахнулась и со всей силы залепила ей пощечину. Она взвизгнула и замолкла.

Меня трясло так, как никогда прежде.

Я выбежала из бани и с силой захлопнула дверь. Так яростно, что со старых косяков отлетела высохшая от времени краска. Нашла палку и подперла ею дверь, потом еще одну как засов через металлическую ручку, потом подперла огромным пнем. Подошла к окну и показала кулак.

– Вернусь завтра и только посмей сбежать!

На самом деле, если бы она сбежала, мне стало бы даже легче. Потому что сейчас мне хотелось ее убить.

Я завела машину и почти со спокойным сердцем рванула в город. Пусть посидит одна в ночи в заброшенном посёлке, подумает над своим поведением.

На следующий день я к ней не вернулась.

Надеялась, что она уже вышла к трассе, до которой рукой подать, на попутках добралась до дома и сейчас уже пишет заявление на меня в полицейском участке.

Ждала этого и боялась. Кусала губы, грызла ногти, разгуливая по дому в одних трусах. Я даже не умывалась и не расчесывалась сегодня. Постоянно смотрела на телефон, ожидая звонка не то от отца, не то от Тима. Ждала, сама, не зная, чего…

Лишь к вечеру сходила в душ и натянула на себя майку.

Я лениво листала ленту в соцсетях, лайкала куриц с надутыми губами – мои подружки, посмотрела фотки сестры с Италии, поговорила с мамой. Проявила глупую неосторожность, спросив у той – изменял ли ей когда-нибудь отец.

– Косичка, ну не бери в голову такие глупости, – запричитала мама, непринужденно рассмеявшись. – Ты просто стала взрослой, женой стала и конечно немного волнуешься новой для себя роли.