– Тут есть филармония? – выпадает в осадок Эмирчик и я его прекрасно понимаю – город точно такая же конура, как и квартира Линды, но тому, хотя бы, есть простое объяснение, которое я охотно транслирую:

– Имени и фамилии предка этой бабёнки. Прибыл из столицы по веянию сердца и осел.

И вместе с ответом снова получаю разрядом в голову череду гнетущих вопросов. Почему она тут живёт? Почему так? Точно у неё всё в порядке было? Почему не проследил… почему не подстраховал… нахера отпустил…

– Сомнения меня терзают, Павел, – судя по тону, своей кислой миной мою теорию отравить пытается. – А что там за мать?

– Дома сидит, крестиком вышивает. Причём, буквально, пару шедевров лично видел, – продолжаю упрямо топить за своё.

– Блядь… ладно, начнём с бывшей, – вроде и закончил мысль, но чувствовалась некая недосказанность, неслабо так начавшая давить на нерв, метко простреливая в пах.

– Говори, – высекаю резко.

– А точно мы Линде правильный вопрос задали? – и от его вопроса из нутра медленно, но настырно, поднимается тревога. – Униженный и оскорблённый далеко не всегда бывший…

– Скорее тот, кому вообще нихера не досталось, – завершаю его мысль, резко даю отбой и встаю, торопясь обратно.

Пока поднимаюсь, успеваю качественно так подкрутить винтик, натягивающий струну спокойствия. Я ведь на дверь подъезда почти не смотрел. Видел боковым зрением, но друг пропустил? И квартиру не запер, чтоб с отмычками не возиться.

Влетаю. Решителен и бесстрашен.

Смерчем до спальни, ручка вниз, толчок.

Слишком резко. Слишком громко. Проснулась моя ведьмочка, аж подбросило на кровати. Сидит, глаза на меня испуганные таращит, спросить боится, чего я как припадочный врываюсь.

– Всё нормально. Спи, – отбиваю резко, всё ещё на нерве, но дверь закрываю мягко.

Морщусь, лицо тру, но это всё не работает. Накрывает, без сомнения, даже сильнее, чем раньше. И чем дольше я нахожусь рядом с ней, тем мощнее выбросы гормонов в кровь.

В этот раз точно убьюсь, – мелькает в голове. – Точно.

Но эта мысль странным образом успокаивает. Надеюсь, будто после я не смогу чувствовать уже ничего. Эмоциональная кастрация.

На этот раз её выход слышу. Даже оборачиваюсь через плечо, бровь одну вверх, немой вопрос в глазах, мол, чего хотела?

– Паш, что случилось? – делает два коротких нерешительных шажка навстречу и останавливается у невидимой глазу черты. Примерно на расстоянии моей вытянутой руки. Не дотянуться даже кончиками пальцев, очень символично. – Что-то с Димой? Он звонил? Новости от Эмира? – расстреливает меня своими вопросами.

– Я же сказал, всё в порядке, – пытаюсь сохранить самообладание, но одно упоминание о её будущем женишке накрывает волной бешенства.

– Хватит, а? – совершенно неожиданно приходит в ярость моя ведьмочка. Молнии глазами метает, кулачки сжимает. – Если я отошла от дел, это не значит, что я перестала соображать! Говори. Немедленно. Что. Случилось.

Бешенство вытесняет восхищение.

Резкий повелительный тон одновременно и умиляет, и заставляет поджать яйца.

Верёвки из меня вьёт неосознанно, но по накатанной. Из раза в раз, из раза в раз… поплыл. Не соображаю.

Одна мысль в голове – в охапку и в спальню.

Каждый. Долбаный. Раз.

– Павел! – хотела, наверное, рявкнуть, но взвизгнула. Истерично так, по-девчачьи, своим тоненьким голоском.

Когда совершенно из себя выходит разговаривает на дельфиньем. Ультразвуком. Одним свои воинственным видом генерирует упругие колебания, вызывая разнонаправленные биологические эффекты в моём организме. Химические реакции, неподвластные описанию, неподдающиеся воздействию.