По закону, дать особые полномочия могли ЦИК и Совнарком, и еще, не по закону, а просто, внаглую, – это могли сделать ЦК партии или Политбюро от имени ЦК. Но ни в коем случае не НКВД – руки коротки. Как бы то ни было, Вышинский мог смолчать, только если его полномочия были ограничены «сверху». Что касается «чрезвычайности» – тут также два варианта: либо работа по раскрытию заговора, либо подготовка к войне. А может быть, и то, и другое… если не что-то третье, совсем уж безумное.

По крайней мере, те, кто наделял НКВД особыми правами, считали положение очень серьезным, если пошли на такую меру. И, вероятно, у них были на то основания.

Отчасти о том, чем было вызвано это самое «чрезвычайное положение», проговаривается в своем выступлении перед подчиненными ему чекистами Миронов, начальник УНКВД по Западно-Сибирскому краю. Он говорит: «Перед вами стоит задача вскрыть организованное подполье, дела не свертывать, а наоборот, развертывать и развертывать борьбу с организованной контрреволюцией».

Получается, это все отголоски борьбы с заговором? Если речь идет об «организованном подполье»? Да, но какое, к растакой бабушке, может быть «организованное подполье» на 250 тысяч человек? И они хотят, чтобы Сталин и прочие умные люди в правительстве в эту безумную цифру поверили?

А вот умные люди в правительстве как раз и могли в эту безумную цифру поверить. Потому что сами в свое время были членами такого же подполья. А именно – партии большевиков, численность которой перед Октябрем как раз и была примерно такой. А ведь были еще и меньшевики, и эсеры, и анархисты… В общем, поверить могли, а допустить новый «семнадцатый год» не хотели…

Чем не версия?

Вернемся к товарищу Миронову, начальнику УНКВД по Западно-Сибирскому краю. 25 июля, еще до начала операции, он инструктировал подчиненных о технологии ее проведения.

«До тех пор, пока мы с вами не проведем всю операцию – эта операция является государственной тайной со всеми вытекающими отсюда последствиями… малейшее разглашение общей цифры, и виновные в этом пойдут под военный трибунал…

Вы посылаете на тройку готовый проект постановления тройки и выписки из него…

Списки на арестованных вы даете прокурору уже после операции и не указываете – первая или вторая категория, а кратко указываете в списке: уголовник или кулак, по какой статье привлекается и дату ареста. Это все, что вы указываете в списке, направляемом прокурору…

Много протоколов не требуется. В крайнем случае, можно иметь на каждого два-три протокола. Если имеется собственное признание арестованного, можно ограничиться и одним протоколом… Никаких очных ставок не устраивайте, допросите 2–3 свидетелей, так как никакой необходимости в очных ставках нет…

Дела будут оформляться упрощенным процессом. После операции контроль будет затруднен…»[39]

Надеюсь, все понимают, что это такое? По сути, Миронов извещает своих орлов, что они могут убивать, кого хотят. Желают – по «агентурным разработкам», нет разработок или лень возиться – брать кого попало из соответствующих групп населения и ставить к стенке. Никто не оспорит и никто не проверит. Нет, если бы эту операцию проводили гитлеровцы на оккупированной территории, то оно самое то – подумаешь, тыщей «унтерменшей» больше, тыщей меньше, было бы о чем говорить. Но вы можете вообразить себе, чтобы такую операцию спецслужбы государства проводили не на оккупированной территории, а в мирное время против собственных граждан?