Мужики отступали, не выдержав жара и жуткого треска,

И глаза отводили, вдоль огненной кромки стыдливо скользя.

Мы бежали от трапа к огню, на бегу разбирая лопаты.

Длинный наш лейтенант все кричал: – Мужики, поскорей!

И багровый Масягин, как видно, слегка пьяноватый,

Всё грозил кулаком (мы узнали потом), обещал «всыпать нам лагерей».

А потом был огонь и песок, лишь песок да лопата!

Пот солёный в глаза, командир: – Мужики, не робей!

И еще кто-то там, помню, крикнул: – Спасибо, солдаты!

Вы успели, ребятки. Вам спасибо от всех матерей!

Помню, тётка дала мне гражданские сыновы брюки:

– На, сынок, поднадень, вон ведь как обгорел!

Мой-то вырос из них, от него уж имеются внуки,

Вы спасли их сегодня, а то бы народ погорел!

Остывая, сидели и пили мы тёплую воду, прислонившись

К дровам, приходили в себя, и уже подошёл вертолёт.

Вот и всё… Клюнув носом, взлетел, словно нюхая воздух,

И пошла череда пересохших, горевших бугров и болот.

Юктукон, голубичные заросли, мох – словно порох.

Помню, днём ещё жарко, глядь – утром в ведёрке уж лёд.

И ещё помню воздух, особенный северный воздух.

Тот, кто им не дышал, тот меня никогда не поймёт.

Этот воздух таёжный был с запахом гари и хлеба.

Тот, кто им не дышал, тот и вправду меня не поймёт,

Помню, Ил наш пузатый, на полосу выпавший с неба,

Да девчушка с зелёною веткой из памяти всё не уйдёт.

1971–2006 г., Ербогачен – Саянск

P. S. Пусть у этих строк нервный ритм. Пусть неровные строки. Но в них правда и узнавание. И ещё – память. Ведь это было, было. И я рад поделиться этой памятью, этим узнаванием. Надеюсь, прочитавший эти строки представит, вспомнит, может быть, переживёт вместе со мной то, что когда-то пережил я. Как давно это было, и как недавно… А горький, сухой аромат северного воздуха помню до сих пор.

4 апреля 2006 г.

Тёплый дождик

Наташе и Алёше

В этот вечер июльский под тёплым дождём

Мы бродили по городу тихо втроём.

Капли мягко ложились на волосы нам,

Души наши летели по лёгким волнам.

И бежал наш Алёшка по мокрой траве,

Всё смеялся, сверкал рыжиной в голове,

Убегал он под грушу и звонко кричал:

– Вы меня не поймаете, я убежал!

А вокруг милый город всей грудью дышал,

Тёплый вечер от нас на закат уплывал,

И промокшие груши кивали нам вслед:

– Вы живите, родимые, тысячу лет!

Чуть ворча, уходила к востоку гроза.

У Алёшки устало смыкались глаза.

И никто не боялся такого дождя –

Ведь в июле промокнуть, конечно, нельзя.

Всё стелился нам под ноги мокрый асфальт,

А вокруг были юные толпы ребят,

И никто даже зонтиков не раскрывал…

Ах, какой ты, июль, нам подарок прислал!

Улыбался Саянск и тихонько вздыхал,

Будто юность свою он сейчас вспоминал.

И за город уже уходила гроза,

И блестели вокруг молодые глаза!

22 июля 2010 г.

Ты почему-то в чёрном…

В. М.

Яркий апрель. Но что-то всё вспоминается

Август рябиновый. Кладбище. Старый Тайшет.

Ты почему-то в чёрном. К оградке прижалась.

Взгляд ожидающий. В глазах – слезинок

алмазный свет.

Руки на плечи (господи, вдруг напугается?).

Нет, не отпрянула, и только тихонько в ответ:

– Друг мой, мы ведь не потеряемся?

Мгновенно, навстречу, стремительно:

– Нет!

Нет, конечно, зачем же нам с вами теряться?

Теряться нельзя нам, такой вот судьбы поворот.

Объяснимся когда-нибудь, может статься,

Но теряться не будем.

Ну вот…

Жаркий август. Тайшет. Лето уже завершается.

А в глазах, на прощанье, грустный немой вопрос:

Друг мой, кто ты?.. Сбудется ли, что желается?..

Поймём ли друг друга? – вот в чём вопрос!

Но, я боюсь, нам, увы, ничего не ответится

Из невозможностей вся наша жизнь состоит,

Только слезинки алмазами яростно светятся