С другой стороны, ряд проблем психологической регуляции мышления уже не может сегодня ограничиваться уровнями макроанализа. Так, классическими стали работы Э.Д. Телегиной и Т.Г. Богдановой, посвященные выделению структурирующей функции мотива в мыслительной деятельности. Вопрос о том, каким образом и какие виды внешней и внутренней мотивации детерминируют мыслительную деятельность, получил множество конкретных ответов как в исследованиях школы Тихомирова, так и в исследованиях учеников А.В. Брушлинского.

Однако развитие схем компьтеризованного эксперимента и использование множественных форм зависимых переменных, включающих как субъективные оценки разного рода предвосхищений, так и диспозициональные переменные мотивации, позволяет сегодня ставить другие вопросы – о микрогенезе мотивационной регуляции интеллектуальных стратегий. Как показано в наших последних совместных работах с И.И. Каменевым, О.В. Степаносовой, Н.В. Зателепиной, разные виды мотивации оказываются значимо связанными с разными этапами и разными уровнями подготовки и реализации решений. То есть сегодня вопрос должен ставиться иначе: не о едином макроуровне мотивационной регуляции мышления, а о формах и компонентах динамической мотивационной регуляции микроэтапов применительно к разноуровневым (и разведенным во времемни) процессам подготовки предрешений и окончательного выбора решения.

4. В какой степени для психологии мышления важно введение новых понятий, связанных, казалось бы, с развитием других областей знания?

Понятие неопределенности было использовано в книге О.К. Тихомирова в 1969 г., позже в 1976 г. появилось в книге Л. Гуровой. Прошло двадцать лет и проблема «мышление в условиях неопределенности» стала ведущей в формировании новых тем: так называемого нового мышления (при разном терминологическом оформлении этих терминов самим О.К. Тихомировым и Д. Дернером) и интеллектуального принятия решений (термин, подготовленный в 70-е гг. в представлениях о классификационной роли выделения ведущего уровня в процессах психологической регуляции при принятии решений).

5. Каким образом психология мышления должна взаимодействовать с другими, пограничными областями научного знания?

Одним из ответов стало выделение в 90-е гг. специальной области исследований – психологии принятия решений, совместившей потенциал собственно психологии мышления, междисциплинарных работ моделирующего подхода и новой социальной области реализации интеллектуального и личностного потенциала человека – реальности принятия решения и готовности человека к нему.

Казалось бы, новая изучаемая реальность в силу свернутости процессов когнитивной и личностной регуляции выбора по сравнению с более привычной для психологии мышления ситуацией развернутых интеллектуальных стратегий не вписывается в закономерности, установленные в школе Тихомирова. Однако именно подходы, разработанные в рамках этой школы, позволяют обосновывать несводимость психологического изучения принятия решения к тем упрощенным моделям, которые сформировались в психологии управления, в инженерной психологии и пограничных областях знания.

6. Проблема произвольности выбора человека получает сегодня новое звучание при установлении гораздо более тесных связей между исследованиями деятельностного подхода и подходов к пониманию саморегуляции и принятия решений, которые, как справедливо указала К.А. Абульханова-Славская в своей монографии 1980 г., до этого времени развивались достаточно параллельно.

Вопросы о соотношении самосознания и неосознаваемых процессах, личностной и интеллектуальной регуляции мышления по-новому формулируются сегодня именно благодаря интеграции смысловой теории мышления и исследований принятия решений. Возникают вопросы о специфической мотивации, соединяющей познавательные и личностные усилия субъекта в ситуации неопределенности и риска (механизмы принятия риска); о психологическом наполнении понятий личностного потенциала и интеллектуального потенциала человека; о нахождении новых понятий для отражения реальности изменения самосознавания в примеривании к себе возможных альтернатив при принятии решений.