– Фабрика по производству игрушек, – поправил шефа Андрей. – Нормальное место, кстати. Моя маман отпахала там десять лет, пока не заболела.

Я поняла, о какой фабрике идет речь.

Производственный комплекс занимал большую территорию на одной из улиц родного города. Там действительно производились всякие игрушечные разновидности типа плюшевых зайцев, силиконовых кукол, наборов игрушечной посуды, а еще конструкторов из разноцветной мозаики. Наверняка еще что-то производилось. Но мне казалось, что здание фабрики давно выкуплено, а сама фабрика расформирована. А оно вон как.

– Так вот… – снова открыл рот Миша, но не успел сказать ни слова.

Из дверей кафешки вдруг вывалились те, кто совсем недавно угощался с нами за одним столом. Кто-то доставал пачки с сигаретами, а кто-то отходил в сторону и прижимал мобильник к уху. Наверное, сообщал семье, что задерживается на работе.

Несколько человек подошли и к нам. Миша оживился, сбросил маску суровости. Как будто бы и не было у человека проблем. Разговор был отложен на неопределенный срок.

Мне все это вдруг порядком надоело. Не день, а какой-то тест на стрессоустойчивость. Целый день Андрей уговаривал меня пойти в кафе, потом раскололся, сказав, что я ему нужна не только в качестве приглашенной пассии. Тетя Мила вымотала своей поездкой и внезапным решением гульнуть на вилле олигархов. А теперь и Миша, который, кажется, уже сто раз пожалел о том, что согласился обратиться ко мне за советом, отвлекся на друзей-товарищей, словно и не собирался мне больше ничего говорить.

Что он, что Андрей выглядели уже слегка нетрезвыми. Компания, в кругу которой я вынужденно проводила этот чудесный вечер, тоже была навеселе. Не до такой степени, чтобы лезть обниматься или плакать, вспоминая прекрасные школьные годы, но где-то рядом.

Я же, уговорив всего один бокал вина за весь вечер, не чувствовала ничего, кроме усталости. Уж слишком непростым выдался день.

Нас позвали обратно.

Вернувшись в кафе, народ решил запеть и предлагал сразиться в караоке, которым, оказывается, увлекалась добрая половина присутствующих.

– А ты споешь? – деловито поинтересовалась какая-то полненькая девушка у Миши. – А то мы скидываемся, чтобы каждому досталось по песне.

– Нет, Тань, я пас, – отказался Миша.

– Давай! – Она потянула его за рукав. – Я помню, у тебя клевый голос. Это же ты в музыкальную школу ходил?

– Не я.

– Ты! Точно ты!

Таня повисла у него на руке и стала тянуть ее своим весом вниз.

Миша не сдавался, пытался освободиться от хватки, но делал это очень добродушно. Он вообще выглядел мягким, каким-то застенчивым. На первый взгляд ему не хватало твердости характера и мужественности, но первое впечатление после разговора пока что ни о чем не говорило. Я вполне могла ошибаться.

Таня упорствовала до тех пор, пока ее не затащили на небольшое возвышение рядом с барной стойкой, служившее сценой. Возле уже толкались и заранее аплодировали другие участники мероприятия.

Когда Таня смело взяла в руки микрофон, Андрей осмотрелся и наклонился к моему уху:

– Валим. Мишка, гоу. Пора.

Я даже не успела спросить у них о том, нормально ли воспримут наш уход. Но так как я здесь была случайным гостем, то настаивать на прощании с остальными не стала.

Уходили мы молча, никому не сказав ни слова. И все же, оказавшись на улице, я почувствовала какую-то неловкость. Мне-то не с кем там было прощаться, а вот мужчины могли бы и сказать своим знакомым пару слов.

На прощание Андрей положил рядом со своей тарелкой пятитысячную купюру.

– Это в общий котел и немного сверху, в качестве извинений, – объяснил он мне этот жест. – А ты думала, что мы на халяву пришли?