Но первым отозвался Хруль. На следующий день после заезда Матвей получил грев – дачку килограммов на пятнадцать. Сигареты, чай, тушенка, сгущенка, балык, баночка красной икры, конфеты. Письмо от Хруля. Типа, держись, братан, у нас все путем, нос не вешаем, нашли тебе адвоката.

И это было еще не все. Вечером того же дня вертухай тайком передал Матвею упаковку таблеток этаминала натрия. «Фурункул», если по фене. Это Хруль его так зарядил. Надо же, красноперого прикормил. Далеко пойдет пацан...

Дачку Матвей по-братски разделил между своими. С удовольствием «залез под колеса», угостил и других.

Есть такой неафишируемый закон на крытке – у кого грев больший, тот и авторитетней. Но авторитет его должен строиться не только на этом. С воли, аж из Новожильска, пришла малява от старого вора Босого. Он писал, что Матвей человек правильный и уважаемый. Еще бы, он же исправно отстегивал в «общак», косяков за ним не водилось. А то, что Воронца на «стрелке» опустил, так это лишь добавило ему авторитета. Как вора Воронца немногие признавали. Зато многие хотели бы с ним поквитаться...

Через два дня Хруль снова прислал дачку. Все те же пятнадцать килограммов. И дурь через вертухая тоже передал. Упаковку таблеток реланиума. Матвей был доволен. Правильного пацана воспитал. Да и то, что бабла в бригадном «общаке» навалом – тоже в масть.

– Не кисло тебя с воли греют, – заметил Лютый.

– Кенты на воле остались, вот и греют.

– Так и грев жирный.

– А что посеяли, то и жнем...

– Не хило, видать, сеяли.

Обычно он не подмазывался к нему с разговорами. Да и сам много не болтал – вроде как наседок опасался. Поговаривали, что в самом деле у здешнего кума каждая хата с ушами.

Но сегодня Лютый хорошо раскумарился. Язык развязался.

– Я слышал, ты в Новожильске барыг конкретно строил? – как бы невзначай спросил он.

– Да люди там хорошие живут. Подходишь к человеку и говоришь, что делиться надо. Делятся. Тут главное – человека найти, у которого есть чем поделиться.

– Прикалываешь? – ухмыльнулся Лютый. – Знаю я таких правильных. Пока нож к горлу не приставишь, хрен с тобой поделятся... Ну да у тебя же ствол был... Ты что, в натуре, мусорка глушанул из-за «плетки»?

– Хороший ты парень, Лютый, – усмехнулся Матвей. – Я тебе как самому себе верю... Вот тебе как на духу признаюсь. Не трогал я мусорка, а «плетку» на толчке нашел. Отлить зашел, смотрю, лежит. Знаю, что с пола ничего нельзя поднимать, но тут ствол. Не удержался, взял. Только ты, братан, никому не говори.

Лютый косо глянул на Матвея, надулся. Обидно ему, что его за дурака держат. Но нет, Матвей-то как раз за дурака его не держал.

Вертухай нервно оглянулся назад.

– Да не ссы ты, Вася, никто за тобой не гонится, – презрительно хмыкнул Хруль.

Сам он ничего в этой жизни не боялся. Натура у него такая дурацкая. Люди любят баньку с парилкой погорячей. А он любит такую жизнь, чтобы жарко было, чтобы плавилось все вокруг. Видно, в крови ему чего-то не хватало, если его так сильно на рисковые дела тянуло. Чем опасней, тем больше кайфа.

Его после профтехучилища в армию призвали, так он в Афган хотел – жарко там, смерть с косой в полный рост ходит. Но ничего не вышло. Судимостей у него не было, зато куча приводов в милицию, пару раз по пятнадцать суток мотал. То морду с пацанами кому-нибудь набьют, то нахамят какой-нибудь козе. В общем, весело было. И это веселье до стройбата его довело. Там сначала его лупили, затем он сам на молодых отрывался – каким-то чудом от дисбата увернулся. А после армейки с Чириком скентовался. Тот его конкретно наблатыкал – воровской закон, понятия, все такое. Со временем он и сам стал вором – к воровской бригаде примкнул. Холод – старший, Рыбец – справа, Буйвол и Чирик – бойцы, а Хруль на подхвате.