– Потрудитесь оставить кофейную, видите, что написано? – указывает офицер на вывеску.

Но не успел офицер опустить свой перст, указывающий на вывеску, как вдруг раздается голос:

– Корнет, пожалуйте сюда!

Публика смотрит. Вместо скромного в накидке старика за столиком сидел величественный генерал Драгомиров, профессор Военной академии.

Корнет бросил свою даму и вытянулся перед генералом.

– Потрудитесь оставить кофейную, вы должны были занять место только с моего разрешения. А нижнему чину разрешил я. Идите!

Сконфуженный корнет, подобрав саблю, заторопился к выходу. А юноша-военный занял свое место у огромного окна с зеркальным стеклом».

Даже странно, что среди посетителей «вшивой биржи» наш «оберзнайка и король московских репортеров» (так Гиляровского аттестовал Чехов) не заметил Владимира Маяковского, в молодости любившего полакомиться филипповскими пирожными.

В это время поэт поступал в Училище живописи, ваяния и зодчества и брал уроки у художника Петра Келина, вспоминавшего:

«Осенью в 1911 году Маяковский второй раз держал экзамен в Школу живописи. На экзаменах обычно рисовали обнаженную фигуру и гипсовую голову. Давали по три часа на каждую работу. Экзамены продолжались шесть дней. Я всегда в эти дни очень волновался за своих учеников, не спал ночей. И вот приходит с экзамена Маяковский:

– Петр Иванович, ваша правда! Помните, как вы учили делать обнаженную натуру? Я начал от пальца ноги и весь силуэт фигуры очертил одной линией, положил кое-где тени и вот – в фигурном классе!

Его действительно приняли сразу в фигурный класс, так что он (как я ему и говорил) года не потерял. После его поступления в Школу живописи я часто встречался с ним в кафе Филиппова. С ним всегда было интересно беседовать. Он был очень интуитивный человек. Всегда говорил:

– Ах черт, факты! Что вы мне факты суете, вы должны сами чувствовать, что правда, а что неправда. Придумайте что-нибудь сами, и это будет правдиво».

Интерьер филипповской кофейни даже более ценен, чем само питейное заведение. А история создания его такова. Скульптор Сергей Тимофеевич Коненков в очередной раз приехал в Москву в августе 1905 г., и тут же получил выгодное предложение известной московской фирмы Гладкова и Козлова выполнить декоративно-оформительские работы по созданию скульптурных изваяний, лепнины и живописных украшений в новой кофейне Филиппова.

Коненков предложил своему другу Петру Петровичу Кончаловскому принять участие в выполнении живописных работ, а сам сразу принялся за разработку эскизов декоративного убранства кафе. Он отгородил себе угол в будущем помещении кафе и решил лепить на месте.

Но работал Коненков не один. Ему помогали форматоры из московского союза лепщиков, которые делали формы из слепленных Коненковым глиняных фигур. Вначале нужно было изготовить эскиз, для которого позировали училищные натурщики. Эскиз на темы вакханалии (празднества древнегреческих вакхов и вакханок) показали самому Филиппову и нанятому им архитектору Эйхенвальду. Им понравилось. И Коненков стал работать над скульптурами «Вакханка», «Вакх», а также наиболее выразительной – «Пиршество вакхов».

Филипповская булочная. 1900-е гг.

Однажды, чтобы позировать Коненкову в образе соблазнительной вакханки, к нему на Тверскую пришла красивая молодая натурщица.

«– Я из Училища живописи, ваяния и зодчества. Меня зовут Таня… Таня Коняева.

Погруженный в себя скульптор не сразу понял, что девушка, неслышно вошедшая в помещение, где среди бочек с зеленоватой глиной и пыльных ящиков с гашеной известью он колдовал над лукавым солнцеликим Вакхом, обращается к нему. Оторвался от станка хмурый, раздосадованный. Мгновение назад он был наедине с озорным, разудалым богом вина и веселья. Воображение унесло его в оливковые рощи Пелопоннеса: ему представлялось шумное пиршество. Пьяные глаза Вакха словно светлые прозрачные виноградины. Вокруг бога веселья – сатиры и сатирессы, козлоногий Пан, стройные нимфы, крепкие загорелые фавны, опьяненные вином и весельем вакханки, фавненок в венке из винограда. Секунды длилось замешательство.