– Боже мой, – пробормотал Проныра. – Мы пропали. Он туз.
Кристалис взглянула на журналиста.
– Откуда вы знаете?
– Ну, он ведь похож на туза, разве нет? Гаитянин похож на человека, пораженного вирусом дикой карты, подумала Кристалис, но это еще не значит, что он непременно туз. Однако, прежде чем она успела задать Проныре еще один вопрос, здоровяк произнес что-то по-креольски, а Каликст гнусаво рявкнул в ответ:
– Non!
Человекобык, казалось, готов был оспаривать явный приказ Каликста, но потом счел за лучшее отступить. Не переставая поедать Кристалис взглядом и теребить свою ширинку, он все так же по-креольски обратился к странно одетым людям, которые сопровождали его.
Трое из них вышли вперед и вытащили из лимузина Дориана Уайльда, не обращая внимания на его протесты. Поэт в замешательстве оглянулся по сторонам, уперся мутным взглядом в великана и захихикал.
Каликст поморщился. Он выхватил из рук Уайльда свой кокомакакес, замахнулся и, процедив:
– Масиси! – опустил его на Дориана.
Удар пришелся поэту между шеей и плечом, и Уайльд со стоном повис на руках державших его мужчин. Те не смогли удержать его, и он упал наземь – в тот же самый миг, как вокруг разразился хаос.
Из зарослей на обочине дороги застрекотало, затрещало и загрохотало стрелковое оружие, и пара человек в странных венцах со свечами упали на землю. Еще несколько бросились бежать, хотя большинство остались стоять на месте. Человекобык в ярости взревел и с шумом бросился в подлесок. Кристалис, которая упала на землю при первых же выстрелах, видела, как пули по меньшей мере дважды попадали в его торс, но он даже не пошатнулся. Он ворвался в заросли, и через миг оттуда понеслись пронзительные крики, сопровождаемые его ревом.
Каликст залег за автомобилем и хладнокровно отстреливался. Проныра, как и Кристалис, съежился на земле, а Уайльд просто лежал и стонал. Прозрачная красавица решила, что настала пора проявить мужество. Она заползла под лимузин, чертыхнувшись, когда ее дорогое платье зацепилось за что-то и треснуло. Каликст бросился за ней. Он ухватил ее за левую ногу, но смог дотянуться лишь до туфли. Кристалис выдернула ногу, туфля слетела, и женщина освободилась. Она вылезла с другой стороны лимузина и юркнула в заросли, подступавшие к самой обочине, по пути сбросив и правую туфлю.
Она быстро перевела дух, потом вскочила на ноги и побежала, пригибаясь и стараясь, где это возможно, держаться под прикрытием. В считаные секунды Кристалис оказалась вдали от места стычки, целая и невредимая, в полном одиночестве и – без всякого представления о том, где находится.
Надо было держаться дороги, выругала она себя, а не нестись сломя голову в чащу. Что и говорить, надо было сделать еще много чего, например, спокойно сидеть в Нью-Йорке, а не отправляться в это безумное турне. Но теперь слишком поздно думать об этом, оставалось лишь двигаться вперед.
Кристалис никогда не думала, что тропический лес может быть столь безжизненным. Она не видела ни единого движения, если не считать трепета листвы на ночном ветру, и не слышала ни единого звука, кроме шелеста все той же листвы на ветру. У человека, привыкшего к городской жизни, окружающая обстановка вызывала лишь одно чувство – страх.
Часы были потеряны, когда она пробиралась под днищем лимузина, поэтому не было никакого иного способа измерения времени, кроме нараставшей боли во всех мышцах и сухости в горле. Наконец Кристалис по чистой случайности набрела на тропинку, узкую и неровную. Значит, человеческое жилье где-то поблизости. Кристалис оставалось лишь пойти по ней, и где-нибудь, когда-нибудь она найдет помощь… Она зашагала по тропинке, слишком поглощенная обдумыванием трудностей своего текущего положения, чтобы отвлекаться на причины, побудившие Каликста завезти их сюда, ломать голову относительно цели этих странно одетых людей со свечами на головах или задумываться о таинственных спасителях, если, конечно, люди, атаковавшие похитителей из засады, действительно намеревались спасти их.