Однако Рикки походил на злополучного помощника Хартманна только внешне. Рикки ее одобрял. Неизменно. Порой, как она подозревала, даже чересчур.

– Ты считаешь, что я сумасшедшая? – спросила она.

– Черт, конечно! Подумай, что было бы, будь ты права, Рози. – Рози было ласковым прозвищем, которое он ей дал, утверждая, что она похожа на Розанну Аркетт. – Встала и перед Богом и людьми назвала сенатора тузом-убийцей! Ты можешь представить себе более действенный способ натравить его на себя, если это действительно так?

– Насчет Хартманна я серьезно. Все шарахаются от меня, как от прокаженной, из-за того что я не считаю Грега реинкарнацией Авраама Линкольна.

Рикки хлопнул себя по губе и начал тереть подбородок. В свободное время он неплохо играл на рояле, и руки у него были подходящие: узкие, изящные, с длинными тонкими пальцами.

– Должен признаться, что мне это кажется типа невероятным. Вся эта история насчет управления разумом и прочего – как он мог столько лет это скрывать? – Она начала мрачнеть, но он поспешно поднял руку с расставленными пальцами. – Постой-постой! Ты отличный репортер, прекрасный человек. Я считаю, что твои статьи помогли людям понять джокеров лучше, чем все позерство и разрекламированные акции сенатора Грега. Брат Малькольм прекрасно знал, что значит рука помощи. Я сознаю, что ты не просто все выдумала. Но все же… все же… Я знаю, что ты все еще остро ощущаешь потерю сестры. Это не могло повлиять на твои суждения?

Она уронила лицо между руками, словно пытаясь удержать свою голову за почти белые волосы.

– В детстве, – сказала она, – когда я делала что-то забавное или умное, я чувствовала, что мои родители думают: «Ах, если бы это была Анди!» Понимаешь? А когда я была непослушной или неуклюжей, то «Анди была бы не такая». То есть они никаких гадостей не говорили – вслух. Просто у меня вроде как была дикая карта, ядовитый дар, который помогал мне понять, что они думают на самом деле.

Тут она заплакала: слезы потекли так, словно кто-то ткнул шилом ей в глаза и попал в громадный резервуар горя. Рикки моментально оказался рядом с ней на кровати, прижал к натренированной теннисом груди и принялся гладить ее по голове своими великолепными пальцами, не обращая внимания на то, что тушь смывалась с ее ресниц и расплывалась на щегольской рубашке большими уродливыми пятнами.

– Сара-Рози, все хорошо, малышка. Мы все уладим. Все будет в порядке. У тебя все нормально, моя хорошая, все будет отлично…

Она цеплялась за него, словно детеныш опоссума, ради исключения наслаждаясь близостью к другому человеку, слушая, как он бормочет слова утешения, не пытаясь избавиться от его объятий.

«Надеюсь, он не попробует зайти слишком далеко», – подумала она.

Пассажиры в аэропорту Ла-Гуардиа старались далеко обходить худого молодого человека в вытертой черной куртке. И дело было не только в густом запахе застарелого пота, который распространялся от его редко видящих воду одежды и тела. Маки был так возбужден полученным вызовом, что не в состоянии был сдерживаться: участки его тела то и дело начинали вибрировать. Неслышные ухом колебания нервировали окружающих.

Он посмотрел на телемониторы рядом с выходом «Истерн эрлайнз». Серые буквы и цифры еще раз подтвердили, что его рейс вылетает вовремя. На самом деле самолет уже был виден через поляризованные стекла: толстый, белый и блестящий на июльском солнце, словно сопля. Конверт с билетом и посадочным талоном начал расплываться у него в руке: Маки не хотел с ним расставаться даже для того, чтобы положить в карман.