Так я снова оказался в «Красном химике», в том месте, дорогу куда забыл пять лет назад. Только сейчас мне было нужно в экстренном порядке овладеть певческими навыками, понять принцип, разработать дыхание и усвоить пару основных приемов.

Не могу сказать, что после трех месяцев уроков я вдруг запел как Billy Joe (я в общем-то и сейчас иногда сомневаюсь в своих вокальных способностях), но кое-что для себя я вынес. Сочетать пение и игру на басу мне тогда было не под силу, и это причина, почему в группе снова оказался Пэп. Пэп или Потапыч, или Санек Потапов, уже играл когда-то в этой группе на бас-гитаре еще во времена «К.П.», потом сделал собственный проект, который к этому времени давно загнулся. Санек всегда оставался поблизости и тусовал с группой все время. Он (так же как и Ленин) учился в одной школе с Рубаном и был его близким другом. Пэп жил на Кутузовском, 26, в легендарном доме, на котором до сих пор висят мемориальные доски, возвещающие о том, что «в таких-то годах здесь жили Л. И. Брежнев и Ю. В. Андропов». Пэповский дед занимал видный пост в брежневском кабинете министров, их квартира имела семь (!) комнат и огромный коридор, по которому мелкий брат Санька катался на велике. Потапыч – крайне веселый и забавный пассажир, особенно в пьяном виде.

Его любимый прикол в подпитии – приставать к окружающим с одной и той же телегой: «Ну дай, дай я тебя облобызаю!» Пэп долго и нудно учился непонятно зачем в Ветеринарной академии, где большее время только бухал и откуда водил домой «продолжать банкет» всяких региональных «Юриков» и «Олегов». Пэп стал басистом, но тут начал вскрывать мозг наш «бауманский» Димон. Его первоначальные странности, усугубленные хмурыми возлияниями с гоп-братвой на районе, встали в полный рост. Он всегда был немногословным парнем, а тут вдруг совсем закрылся в себе. Выудить из него хотя бы словечко и понять, что же его не устраивает, не представлялось возможным. Он пропустил пару репетиций, не подходил к телефону, когда мы звонили и, в конце концов, не приехал на первый после столь долгого перерыва концерт. Ловить его и базарить было без мазы, нужно было срочно искать нового человека, так как у нас были заряжены несколько концертов по старым связям.

Мы экстренно обзвонили всех друзей, и тот же Сучок присоветовал нам обратить внимание на еще одного парня из Давыдково – Вову Родионова.

Вован снял всю нашу концертную программу по демо и «живым» записям с Петуховым, и после единственной прогонки ее у меня дома (только голос и гитара) мы с относительным успехом отыграли все заряженные даты.

Вован никогда не играл панк, мало того – он не играл никакой жесткий рок. Однако среди его любимых групп были Pixies, он практиковался в блюзовой группе и еще одной смешной банде, названия которой я сейчас не припомню. Его гитарный стиль был тотально другим, нежели у Самхарадзе или Воробья. Никакого металла, никаких риффов и соло. Его приемы игры на ритм-гитаре более всего напоминали манеру самых первых бунтарских рок-групп, типа Rolling Stones и The Who. Классический английский гитарный рок – вот, что Родя любил по-настоящему. Он играл просто, но с удивительным вкусом. Не очень жестко, но изобретательно, используя либо изобретенные им самим ходы, либо талантливо позаимствованные штуки. Много полных аккордов на легком перегрузе, мелкие блюзовые виньетки и мягкая атака – вот в чем состоял тогда Родин стиль.

Итак, вместе с Вованом мы взялись за постоянные репетиции. К весне 95-го мы сыграли множество концертов в основном в местах, которые были нам знакомы ранее. Во всех новых клубах мы получали «от ворот поворот». Люди не хотели видеть панк-группы у себя, и этот процесс растянулся на долгие годы. Если бы не внезапный всплеск популярности поп-панка в последнее время, это продолжалось бы до сих пор. «Нет, мы не делаем панк-концерты». «Как-как? «Четыре Таракана»? Ну, вы оставьте телефончик, мы вам, может быть, перезвоним». «Что играете? Панк-рок? Нет спасибо, нам не интересно». Для нашей музыки настали хуевые времена. Нам оставалось тусоваться с такими же лузерами, как и мы сами, играть в дурацких местах с дурацкими группами. Мы вписывались в рокабилльные тусы, тусы с глэмерами (однажды даже играли концерт с Lady’s Man) и тому подобные мероприятия. Иногда «Наив» делали в «Секстоне» тусовку под названием «Панк-утренник» (панк-рок переехал с жирного вечернего времени на дневное, концерты начинались в 16–00, а в 21–00 в клубе уже начиналось выступление какого-нибудь «Морального Кодекса»). В таких мини-фестах обычно участвовали сами «Наив», мы, Les Primitives, «Консоль» и Apple Core, причем две последние группы можно было назвать панк-группами с очень большой натяжкой.