Выходим из дома и оглядываемся по сторонам.

Возле мусорного бака, словно ничего и не произошло, всё так же сидит Стив. Он машет мне рукой, и я киваю, но стараюсь как можно быстрее отойти от него. Слева раздаётся треск стекла, а потом оно и вовсе выпадает. Это соседний дом. Я его не вижу, но по звуку могу определить, где именно квартира лишилась окна.

– Давай на машине, – говорит Лари, и я киваю.

У меня и в мыслях не было идти пешком.

Заходим за дом, и я оказываюсь в машине в мгновение ока. Захлопываю дверь и держу её. Лари садится следом, и пару мгновений мы смотрим в лобовое стекло. Лари заводит машину, но фары не в силах пробить туман. Свет врезается и словно растворяется в серой стене.

– Я не смогу ехать, – говорит Лари.

– Сможешь. Пешком мы не пойдём.

– Я могу кого-то сбить.

– Едь медленно, – прошу его я.

Боковым зрением замечаю, как друг кивает.

Машина выруливает на дорогу, и на капот тут же бросается женщина. Я взвизгиваю, Лари давит на тормоз.

– Какого черта! – кричу я и хватаюсь за сердце.

Женщина в маске, и она неистово рыдает. Глаза красные, а маска, прикрывающая лицо наполовину пропитана слезами и кровью.

– Помогите мне!

– Она просит помощи, – говорит Лари, вцепившись в руль как в спасательный круг.

– Я слышу.

– Моя малышка! Они забрали её! Я не могу… – женщина садится на асфальт прямо перед капотом, – я не могу.

Я проклинаю себя, а точнее мою правую руку, которая тянется к ручке на дверце машины. Щелчок, и я выхожу на улицу. Женщина продолжает рыдать, не вижу её из-за капота, только душераздирающие звуки скорби и безысходности. Лари тоже покидает салон и первым подходит к женщине. Слышу, как сбивчиво она объясняет Лари свою боль.

– Они забрали Габи, они забрали мою малышку, и я не знаю, что делать.

– Кто забрал?

– Мой муж и его мама, они… они заразились, но я заметила это только час назад. Я звонила в 911, но там никто не поднял трубку. И я… я решила уйти. Не знаю куда, но они стали вести себя странно. Рэнди, мой муж он стал… я не могу… помогите мне.

– Где ребенок? – спрашиваю я.

Женщина поднимает на меня взгляд и указывает на дверь дома, что напротив моего. Я не очень внимательна к соседям, но бросить женщину в таком состоянии я тоже не могу. Не настолько моя натура эгоистична. А что, если мне когда-то понадобится помощь? Я хочу, чтобы нашелся человек, который придёт мне на выручку, а не безразлично пройдет мимо.

– Там, на первом этаже, – говорит рыдающая мать, и я вижу на ней кровь.

Её одежда и руки.

– Вы ранены? – спрашиваю я.

Женщина смотрит на себя и начинает реветь ещё сильнее.

– Мне прошлось защищаться, иначе они… они бы…

Лари помогает женщине подняться, и она, спотыкаясь, идёт к двери. Мы с другом переглядываемся и идём следом. И только тут я замечаю в его руке нож. Мой кухонный нож.

– Мы можем уйти, – говорю я.

Лари отрицательно качает головой и шепчет:

– Нет, не можем.

Храбрость, безусловно, достойное чувство, но оно опасно. Тем более сейчас, когда доверять никому нельзя.

Входим в дом и останавливаемся у приоткрытой двери. Единственное, что я слышу, – это детский плач. Малышка рыдает так, что её голос уже давно охрип.

– Там, – говорит уже не рыдающая мать, и Лари, собрав всю силу воли в кулак, распахивает дверь и тихо перешагивает порог.

– Стойте здесь, – говорю я женщине и сглатываю колючий, пропитанный ядом ком.

Иду следом за Лари. Мы безошибочно движемся в дальнюю комнату, откуда и слышится плач.

– Лари, – шепчу я.

Парень оборачивается, и я указываю на белоснежную стену коридора с кровавыми следами. Меня начинает трясти, так сильно, что зубы стучат друг о друга, и я боюсь, что именно этот звук привлечет внимание зараженных домочадцев. Женщина сбегала отсюда, хватаясь за стены и марая их кровью. Даже не представляю, как ей было страшно.