На пороге комнаты появилась смерть моя. Нос его малость потерял классические черты и начал распухать.
- Николас, держи себя в руках! Тут дети! – потребовала я, демонстрируя этого самого ребенка в своих руках и покрепче прижимая её к себе.
По тому, как напряглась Аглая, я поняла, что она заметила его нос.
- Это не я, он сам упал! – сказала я ей. Она же не видела, что случилось в коридоре.
- Аглая, иди к себе, нам надо поговорить, - сказал он сестре.
- Мы уйдем вместе! Мне воспитание не позволяет с молодыми людьми наедине оставаться! – выдала я голосом пай девочки. Правда тут же некстати вспомнилось, как он наедине делал мне массаж ноги в моей комнате, против чего я не возражала.
Николас зверел на глазах, но держал себя в руках. Взгляд его обещал репрессии.
- Мы пойдем сходим с Аглаей и поищем что-нибудь холодненькое к лицу приложить, - предложила я, желая убраться из комнаты и подтолкнула девочку к выходу.
Она пошла, а я как сиамский близнец двинулась за ней. Николас загораживал выход, но при нашем приближении сдвинулся в сторону, освобождая проход. Мы вышли, и я облегченно выдохнула, расслабляясь.
Вот только рано! Все бы хорошо, но сзади меня резко схватили за талию и стремительно затащили в комнату.
- Мы поговорим! – обманчиво-спокойным тоном сказал он сестре и закрыл перед её носом дверь. Почему-то меня посетило чувство, что я попала в клетку ко льву, который находится в не самом благодушном расположении духа.
- Попалась? – шепнул он на ушко мне, от чего я вздрогнула.
Он развернул меня лицом к себе и прижал к двери, упершись руками рядом с моими плечами, лишая меня путей к побегу.
- Значит говоришь покусаю… бешенством страдаю…, - многообещающе напомнил он. – Может и страдаю. Укусила меня одна кошка дикая недавно, могла и заразить.
- О чем это ты?! – не поняла я, причем здесь кошка. – Если животное было бешенное, то надо уколы делать. А вы как от бешенства лечите? Животное точно больно было? – с беспокойством спросила я.
И тут только под его многозначительным взглядом поняла, что это я его укусила, и он меня имеет в виду. Он увидел, что до меня наконец-то дошло, и угрожающе улыбнулся.
- Да ну тебя! Я и правда забеспокоилась - с этим не шутят, а это у меня вообще из головы вылетело.
Кажется, я опять его задела и он взбесился:
- Забыла, говоришь… Так я напомню! – заявил он и поцеловал меня.
Вот же зараза! Ладно бы он набросился на меня, к чему я морально приготовилась, так он же начал целовать меня невероятно нежно! Контраст между тем, как осторожно он ласкал мои губы и тем, как весь при этом был напряжен, сводил меня с ума. Казалось, что тело его принадлежало одному человеку, а губы другому, мне не знакомому.
Постепенно Николас углубил поцелуй, и он из нежного незаметно превратился в страстный. Теперь он не увлекал меня за собой, а требовал ответа. Решив, что от поцелуев еще никто не умирал и это лучше, чем если он меня придушит, я обняла его за шею и ответила.
Поцелуй опалял своей страстью, и удовольствие растекалось по моему телу, делая его ватным. Всё напряжение, что было между нами, трансформировалось в животную страсть, туманящую голову и заставляющую заткнуться голос рассудка. Он подхватил меня под ягодицы, приподнимая, и непроизвольно я обхватила его талию ногами.
Николас зарычал, вжимаясь в меня. Даже через слои материи нашей одежды, я чувствовала силу его возбуждения. Он сделал движение бедрами, толкнувшись в то самое местечко, и я застонала.
Его прерывистое дыхание обжигало, а мои губы давно горели. Да не только губы, а и все тело. Мы сошли с ума. Не знаю почему он, но мое тело видно поняв что смерть ему не грозит, решило тут же насладиться всеми радостями жизни. Как еще это объяснить я не знаю.