? (Аллах – тот, кто назначил срок для жизни и день для смерти. У него есть и день для воскрешения, хвала Аллаху. Все служащие Аллаху воскреснут. Сможешь ли ты повторить сказанное, неверный? – тур.)

– О бизи чамырдан яратты, хем хаят хеми де ёлюм кнюню белирлеендир. Кыямет кюню о билир. (Он – тот, кто сотворил из глины. Тот, кто назначил срок для жизни и день для смерти. Он знает и день воскрешения. – тур.)

– Кафир, ким сана тюрки окутту? (Кто выучил тебя языку, неверный? – тур.) – спросил мюршид, не меняя выраженья лица и голоса.

– Анамун тилидир (То язык моей матери. – тур.), – ответил Степан.

– Динле ве унутма. О гёкте ве ердеки Аллахтур. О оланлары ве оладжаклары билендир. Шинди дюшюндюгюню билир. Бени кандырмак истерсин, ону да билир. Ичинде олтугун кедер ве де каранлуктан нелер булаурсун, ону билир. Кафир, бени анларсıн? (Слушай же, и помни. Он – Аллах на небесах и на земле. Он знает всё. То, что ты думаешь в сей миг, знает он. И как хочешь обмануть меня, знает. Он знает и о том, что ты можешь приобрести из своего нынешнего горя и своей нынешней темноты. Ты понимаешь меня, неверный? – тур.)

Говоря, мюршид поднимал вверх обе руки и сначала как бы лепил шар, а потом вдруг сминал его. Пальцы его были белей лица. Хорошо стриженные ногти имели почти молочный цвет.

– Бели, ишиттим, анларым (Да, я слышу и слушаю. – тур.), – отвечал Степан, глядя на пальцы мюршида.

– Аллаху Теала сенин аклына гелмеэнлере де кадирдюр (Аллах способен на всё, о чём бы ни подумал ты. – тур.), – говорил мюршид, на сей раз будто взяв в руки незримый шар и медленно поднимая его к лицу. – Аллах Джелле, кулларына рахметинден нелери ачарса ону тутар, кимсе кысамаз (Никто не в силах остановить милость, которую Аллах открывает людям. – тур.), – мюршид отпустил бесшумно покатившийся по воздуху шар; пальцы его чуть подрагивали. – Аллаху Теала кадирдюр ве шерики ёктур. Ол дер, олур. Онун хюкмюнден ведахи газабындан кимесе качамаз. Догру му, кафир? (Аллах всемогущ и не имеет соперников. Он устанавливает то, что пожелает, и никто не убережётся от гнева его и не избежит его закона. Так, неверный? – тур.)

Степану казалось, что пальцев у мюршида больше, чем десять: так быстро они струились. Теперь он будто перебирал струны, и те струны рождали его покорительные слова.

– Аллаху теала биртир ве ондан башка танры ёктур, Аллах догмады, догурмады, онун тенги ёктур (Нет божества, достойного поклонения, кроме одного лишь Аллаха, который не родил и не был рождён и которому нет равных. – тур.), – говорил он; выраженье его лица по-прежнему не менялось, и голос был ровен, как ток песка в часах. – Аллаху теалая иман саадетини калбинде тек танры олан херкес билюр. Гёклерде ве Ерде ве дахи икиси арасында хюкюм Аллахьундур. Истедигини яратыр. Аллаху теала кадирдюр, она чёллер, денизлер, бозкырлар энгел дегилтир (О счастье веры в Аллаха знают все, кто очистил своё сердце через единобожие. Аллаху принадлежит власть над небесами, землёй и тем, что между ними. Он создаёт, что пожелает. Аллах способен на всё, его путь не преградит ни пустыня, ни степь, ни море. – тур.), – мюршид чуть облизнул пересохшие губы. – Християнларун «Биз Аллах эвладыыз, онун севдиги кулларыз», дедюклерини дуярым, онлар кендилерине шуну сорсунлар: «Аллаху теаала неден онлара гюнахлары ичюн элем верир?» Биз неден олтугуну билирюз. Онлар севгили куллар дегилтир. Онлар Аллахын яраттıгı ама Аллахы гёрмеи беджеремеэн инсанлардан базыларытыр. Анжак онлар дахи севгили кул олабилирлер. Сен дахи Аллахун севгили кулу олабилирсюн