С первым козлом, контрабандой привезенным из Армении с документами агнца на закланье, случился казус. Козел посмотрел на распаковавших ящик новоиспеченных служителей заповедника – вчерашних узбекских дехкан – мутным желтым глазом, сгруппировался и сиганул через изгородь. Напрасно искала его поднятая по тревоге отдыхавшая от смены охрана «Куполов» – козел бесследно сгинул в лабиринтах гаражного кооператива «Ребус». После этого случая изгородь была надстроена с учетом козлиной прыгучести – и вновь завезенные козлы уже плодились и размножались в рамках отведенной им территории.

Ослы же с самого начала оказались покладистыми, любили потереться о дорогие прикиды посетителей, пожевать оброненные перчатки и трубные звуки издавали только от крайнего возмущения. Парнокопытные плодились как кролики, несмотря на близость никогда не умолкающей трассы и любовь местного населения к ночным фейерверкам. Про кроликов и говорить нечего – служители заповедника не успевали сколачивать все новые и новые домики для ушастого потомства. И даже теперь, когда рядом день и ночь грохотала стройка, козлы и ослы благоденствовали как ни в чем не бывало, и даже предпринимали попытки межвидового спаривания.

Вовлечение в бизнес парнокопытных моментально сказалось на уровне продаж – квартиры в «Куполах» стали раскупаться, как брендовые шмотки на парижских распродажах, – только не за полцены, а за две цены от первоначальной. Это уж много позже, когда Аполлонского подкосил кризис, город вспомнил про незаконный захват земли и забрал облагороженный и унавоженный склон обратно в муниципальную собственность…

– Так вот, про заповедник, – продолжил Воротилкин. – Угрозу он представляет, уважаемый Михал Потапыч, с санитарной точки зрения. Про козлиное бешенство слышали? Нет еще? Слава богу, журналюги, значит, не успели раструбить. А мне вчера главный санитарный врач Щенков доложил: опасность, говорит, уважаемый Платон Андреевич, прямо у вас под носом. Смотрите, говорит, детей своих в заповедник ваш козлиный не пускайте.

Генерал похолодел. Внучка Машенька таскала его в заповедник каждый день – смотреть, как размножаются кролики.

– Так закрыть его к едрене фене и козлов всех ликвидировать!

– Так мы действовать, к сожалению, не можем! Про партию любителей козлов, надеюсь, слышали?

Генерал не слышал, но неосведомленность решил не показывать.

– Так вот, они же нас забрыкают! Скажут, что про бешенство специально придумали, чтобы партию их дискредитировать! А у нас в комплексе, скажу вам по секрету, есть их сторонники.

– И что же делать?

– Козлов нужно срочно вывезти за городскую черту, в спец-резервацию, на карантин. Ну и ослов на всякий случай тоже! Тихо, ночью. О чем я вас и хочу попросить.

Генерал опешил.

– Позвольте, Платон Андреич, я ведь даже не охотник…

– Да какая же тут охота, милейший Михаил Потапович, это же этапирование, так сказать, заключенных. Из колонии на спецпоселение. Ну и потом, я же не прошу вас принимать личное участие. Организуйте, так сказать, процесс.

– Но почему же я? Козлов же надо сначала захватить. У нас ведь есть на это полковник Голубь, ну этот, который в «Альфе» десять лет… У него теперь частное захватное предприятие…

– Вот-вот, вы его и организуйте. Как старший по званию.

– Ив какие сроки?

– Срочнее не бывает!

Отказать Воротилкину Потапыч не мог. Нет, генерал от Воротилкина никак не зависел и ничего ему не был должен. Но, будучи человеком военным, он привык к чинопочитанию и беспрекословному подчинению государственным авторитетам. Ну и потом, дело-то общее. У Воротилкина – дети, у Воеводина – внучка, а у Голубя – ручная коза, которую он на поводке выгуливает в заповеднике среди козлов. Заразится бешенством в одну минуту – и поминай как звали. Воеводин силился вспомнить, как собственно зовут козу Голубя. Матильда? Сильвия? Эсмеральда! В честь Квазимодо, он же говорил!