– Уф… Когда-нибудь я насмерть подавлюсь… И что? Ты ей так и сказала? Кто тебя такую жирную станет?.. – Я восстановил прерванный мною же рассказ.

– Так и сказала, – скромно потупилась Юлька, оправляя розовую пышную юбку с кружевами.

– Бабища, надо сказать, опешила, – сказал Димка. – Не ожидала она такого от моей девочки.

– Нечего перед городскими пальцы гнуть! – заявила Юлька.

– Короче, бабища нокаутирована. Мы с шофёром спокойненько привязали коробку сверху, сели, и тут она Юльке кричит. Неуверенно так, но достаточно громко…

– Шмара! – перебила Юлька. – Она меня шмарой назвала!

– А чё, нормальное слово.

– Я выскакиваю из машины и начинаю её стегать кабелями. Продавец кабели забыл в коробку сложить, и я их просто в руку взяла. Переходники всякие, антенна портативная. За Родину, за Сталина, за шмару, за быдло, за шоканье, за башку её пергидрольную нечёсаную!

– Вы бы это видели! – смеялся Димка. – Юлька хлестала эту бабу, как Христос, изгоняющий торговцев из храма.

– Она из сумочки освежитель воздуха достала и хотела мне в лицо пшикнуть. Сучка. Тут Димка подоспел.

– Я у неё баллончик вырвал и ей же в морду, в морду…

Юлька жестами показала, как Димка полил тётку освежителем воздуха. Как муравьёв на грядке травят.

– Не сдержался я. Даже стыдно, – потупился Димка.

– Любопытно на тебя серфинг подействовал, – сказал я, – уже три года катаюсь, и ещё никогда по возвращении не хотелось чужую тётку освежителем воздуха запшикать.

– Освежитель, кстати, здесь. – Юлька зашла в туалет и вышла с баллончиком-трофеем, наполненным ароматом морской свежести.

– Можете больше на море не ездить. Зашёл в туалет, пшикнул, глаза закрыл… – предложил Поросёнок.

– Надо ещё ракушку к уху приложить. Шум волн, – добавил я.

– Короче, наши победили! – подытожил Поросёнок и поднял бокал. Мы чокнулись калифорнийским красным и крикнули «ура».

Поросёнок слизал остатки соуса с тарелки.

– Возьми ещё, – предложила Юлька, пододвигая стеклянную миску-аквариум с салатом. Выглядело, будто мы рыбок вместе со всем их подводным царством нашинковали, приправили и наворачиваем.

Переключились на недавнюю поездку. Поговорили о шопинге, музеях, нравах. Юлька продемонстрировала купленные за океаном наряды.

– А в одном ресторане я пепельницу спёрла, – похвасталась она, показав тяжёлую пепельницу розового стекла.

– Красивая. – Поросёнок взвесил пепельницу на ладони.

– Я Димке говорю: «Бери, пока официант не видит». А он: «Нет, я воровать не умею». Пришлось самой.

– Не умею я воровать, это моё проклятие! – патетически посетовал Димка. – Ни воровать, ни доносить, ни изменять!

– Праведник ты мой! – Юлька нежно поцеловала Димку, а мы с Поросёнком ухмыльнулись.

Однажды на Димкином дне рождения в последних классах школы его дед, перед тем как уйти с родителями к родственникам и оставить гостей одних, рассказал историю. Дело было в начале девяностых, понадобилось несколько кирпичей – заложить дыру, оставленную строителями после замены труб. Кирпичи купить было негде и не на что, зато неподалёку строился дом. Поздним вечером Димкин дед, высокий старик, командир пулемётной роты, кавалер ордена Славы, отправился вместе с десятилетним Димкой воровать кирпичи. Они выбрали из огромной кучи десяток, погрузили на саночки и отвезли под покровом темноты домой. Димкин дед, смеясь, признался: больше всего тогда беспокоился, что подаёт внуку дурной пример, мол, тот вырастет вором и всё такое. Это в те времена, когда люди тырили миллиарды. Дурной пример не подействовал, Димка не ворует, как и вся его семейка.