– Ни хрена себе!

Волк слонялся у главного входа в Нью-Скотленд-Ярд, нервно поглядывая на огромную толпу, собравшуюся в тени высоченного стеклянного сооружения, занимавшего почти два акра в самом центре Вестминстера. На площадке, где традиционно проводились пресс-конференции, как раз заканчивали устанавливать импровизированную трибуну. На заднем плане вращалась знаменитая эмблема столичной полиции.

Когда-то ему говорили, что ее буквы, сияющие в лучах солнца, призваны символизировать неустанную бдительность лондонских стражей порядка, а отражение человека в них – напоминать, что ему не укрыться от их недремлющего ока. То же самое можно было сказать и о самом здании, которое в ясные дни будто растворялось, когда его зеркальные окна приобретали облик расположенного напротив отеля в викторианском стиле, выложенного из красного кирпича, и видневшейся вдали башни с часами в доме 55 по улице Бродвей.

В кармане Волка завибрировал телефон, он понял, что забыл его выключить, и выругался, но, увидев, что звонок от Симмонса, тут же нажал кнопку связи:

– Босс?

– Бакстер только что подтвердила: это действительно Халид.

– Я и без нее это знал. От чего он умер?

– Рыба.

– Что?

– Пищевое отравление. Яд.

– Он не заслужил такой легкой смерти, – прошипел Волк.

– Давай сделаем вид, что ты мне этого не говорил.

Какой-то человек в рабочем комбинезоне замахал детективу рукой.

– Похоже, они готовы. Я пошел.

– Удачи тебе.

– Спасибо, – без особой искренности в голосе ответил Волк.

– Постарайся не облажаться.

– Будь спокоен.

Он нажал кнопку отбоя и посмотрел в зеркало, дабы убедиться, что ширинка застегнута и что он выглядит не более замотанным и уставшим, чем обычно. Затем двинулся к трибуне, намереваясь покончить с этим неприятным делом как можно быстрее. Но по мере нарастания шума его уверенность стала постепенно таять, а когда он увидел нацеленные на него черные объективы телекамер, отслеживавших каждый его шаг, будто стволы пушек мишень, исчезла и вовсе. На мгновение перед глазами возникла картина из прошлого: его запихивают в полицейский фургон, он безуспешно пытается прикрыть руками лицо, а недовольная пресса громко улюлюкает и остервенело лупит в железный борт микроавтобуса. После этого он забыл, что такое спокойный сон.

Волк нерешительно подошел к трибуне и начал наспех отрепетированную речь.

– Я, детектив-сержант Вильям Коукс, сотрудник…

– Что? Говорите громче! – грубо закричали в толпе.

Один из рабочих, трудившихся над возведением трибуны, подбежал и включил микрофон, отозвавшийся гулким щелчком. Волк старался не обращать внимания на злорадный смех, взлетевший над морем лиц.

– Спасибо. Итак, как уже было сказано, я детектив-сержант Вильям Коукс, сотрудник столичной полиции и член команды по расследованию преступления, квалифицируемого как убийство двух и более лиц.

«Для начала неплохо», – подумал он. Собравшиеся стали забрасывать его вопросами, но Волк продолжал, никак на них не реагируя:

– Мы подтверждаем, что в доме в Кентиш-таун были обнаружены останки шести жертв.

В этот момент детектив совершил оплошность – поднял глаза от бумаг, увидел изумительные рыжие волосы Андреа, понял, что она чем-то расстроена, и от этого смутился еще больше. Волк уронил свои записи, наклонился, чтобы собрать их, и вдруг вспомнил, что нацарапал на одной из карточек подробности преступления, в которые никого не собирался посвящать. Он отыскал ее и вновь занял место перед микрофоном.

– …их нашли сегодня ночью. Под утро. – В горле у детектива пересохло, он почувствовал, что от смущения по привычке покраснел как рак, и поэтому последнюю карточку прочел скороговоркой: – Сейчас мы устанавливаем личности жертв. Когда они будут идентифицированы, мы сначала свяжемся с семьями и только потом назовем их имена. В интересах следствия больше я вам ничего сообщить не могу. Всем спасибо.