Я почесала нос и смахнула комара. Нос как будто не мой, загнут чуть в сторону, потом я дрожащими пальцами нащупала морщины. И волосы длинные, сзади в растрепанном пучке. В зеркало на себя смотреть даже страшно, а вот общупать — это можно было. Картина складывалась не особо радужная. Почему-то я была… бабкой? Самое время было впасть в истерику. Я и впала, вот только любимая поза у меня для рыданий — это голову между коленями сунуть. А как ее сунуть, если грудь баллоном перед глазами болтается и живот никуда не делся, и спина отваливается?..
И кто там ржет, а?! Ой.
На меня в упор — ну так, метрах в полутора над головой — смотрела русалка. Точно, русалка. С рыбьим хвостом. Прям как из мультика, и глаза пучит так же. И то, что ниже глаз, колыхается. Эм-м, а зачем русалкам грудь?.. Тьфу ты, нашла о чем думать!
— Ничего себе, — отстраненно заметила я. — Русалка на ветвях... Слушай, как ты туда залезла? Ну, я имею в виду, руки ладно, а хвост тебе не мешал?
Русалка махнула хвостом и наклонила голову. Э, как от нее рыбой несет, причем не первой свежести. Но она мне ничего не ответила, только опять захихикала. Немая, что ли? Или просто тронутая.
— И мозги у тебя тоже рыбьи, — сказала я и поднялась на ноги. Что-то хрустнуло в стопе, я скривилась и посмотрела на ноги. Вместо привычных ботинок лапти какие-то. Хотя с такими растоптанными ножищами только в лаптях и ходить. Вот откуда у меня такое воображение?
Неужели у меня настолько низкая самооценка, что в наркоманском трипе я себя не Анжелиной Джоли в лучшие годы представляю, а Бабой Ягой? То есть вот как оно работает, проклятое подсознание: я старая, страшная, но одета зато хорошо? И кот — это то, что меня поджидает, а мужика если только связать, чтобы не дергался?
Я крепко зажмурилась и попыталась отыскать что-то от меня настоящей. Ну там живот болеть должен был бы, операция все же, голова кружится… Да и от наркоза такое не может вечно видеться. Когда-то же меня отпустит. Потерпеть только нужно и осмотреться. Интересно же все равно.
Я пошла вперед по полянке, оставив русалку позади себя. Может, есть выход из этого кошмара? Или я снова встречу продукт моего подсознания? Если русалка — это любая соперница, мол, главное грудь, остальное неважно, даже рыбьи мозги, то что там еще меня ждет?
2. Глава вторая
— Эге-гей, костяная карга, ничего не забыла? — Я подпрыгнула и заозиралась. Голос был незнакомый. Но после котов и русалок знакомиться не особо хотелось. Да только меня разве спрашивали?
— Я ж старался, отрабатывал. Ну, как там, на порцию морока уже насобиралось? — из-за кустов поползла длинная, как будто деревянная, рука, а сами кусты зашевелились. Я рассмотрела что-то противное — словно лицо, сложенное из коры, почек и сучьев. И эта штука шевелилась и ждала моего ответа.
Мама дорогая, но хотя бы оно не дышит.
— Н-не насобиралось, — ляпнула я, хотя это была уже крайность — разговаривать со своими глюками. Говорящие глюки, конечно, попадались и раньше — кот и мужик в яблоках, но то хоть поддавалось первичному опознанию. А это вот что?
— А не дуришь ты меня, бабка?
— Не дуришь! — рявкнула я.
— Ну, нет так нет. Не горячись, красавишна, — тут же сменило гнев на милость деревянное чудовище и пропало в кустах, оставив после себя туесок с грибами. Приметными такими. Красивые, упругие, сочные и все с красными шляпками и в белое пятнышко. Высший сорт мухоморчики! Неужели мой мозг дает сигнал: тебя отравили, спасайся! Ау, передоз! На мыло этого анестезиолога!
Сначала я хотела корзинку оставить, но бросить просто так не позволяла какая-то сверхъестественная бережливость. Зачем мне мухоморы — непонятно. Но нужны. А потом кто-то протяжно провыл откуда-то из кустов, и я решила, что мухоморы точно пригодятся. От волков спасаться ядовитыми грибами. Да и вообще бежать надо было обратно в дом и ни с кем не связываться. Немая русалка на дереве еще полбеды, а следующий встречный-поперечный, какой-нибудь бабколюб, явно захочет меня сожрать!