Того, что было дальше, не помню… до того момента, пока передо мной не оказался ректор с вопросом:

— Ты мне веришь?

Его голос не кричал, не напрягал, а разливался теплом по всему моему телу.

Я ему верила, но боялась. Именно поэтому угрожала шприцом. Я не собиралась ему вредить, просто мне нужно было чувствовать себя защищённой.

Сбежав из кабинета, я забыла там сумку. А добежав до машины в одном свитере, показала руку водителю, и меня отвезли в больницу, где под снотворным зашили руку. Всего три шва на левой руке.

И только в четверг я вспомнила о содержимом своей сумки. Быстро заблокировала телефон, в котором хранились фото моделей нижнего белья, которые я сшила сама. Мне нравилось то, что я шью, как и моей мачехе. Именно для неё я делала эти фото. Я скидывала их ей, а она оценивала. Если ей какой-нибудь нравился, то она просила сшить ей такой же. Настя, моя мачеха, нанимала модель, которая позировала в белье и моих нарядах, чтобы я позже показывала их малочисленным, но преданным клиентам, а мои личные видели лишь единицы. Лара, Настя и Вера Олеговна, но последняя видела их без головы.

Конспекты, в случае чего, я смогу списать у кого-нибудь. У нас в группе есть тихони, которые сочувствуют мне и точно дадут переписать всё. Но в университете я не появилась, так как Вера Олеговна посчитала, что мне стоит на несколько дней остаться дома и прийти в себя.

В пятницу вечером был приём. Я чувствовала себя на нём некомфортно. Каждый намеревался поговорить со мной, взять за руку. Я сторонилась каждого. Чаще бегала в свою комнату, где играла с Мяу (так я назвала белого кота, что спасла из-под колёс ректора), а затем с тяжёлой душой возвращалась.

И в очередной раз, когда спускалась из комнаты с бокалом гранатового сока, опять столкнулась с ректором, испачкав ему рубашку. Именно тогда я второй раз за продолжительное время коснулась человека. Не знаю, сколько я стояла, но воспоминания градом падали на мои плечи и перекрывали дыхание. Я стояла и мысленно убеждала себя, что он мне ничего не сделает. Что всё будет хорошо.

Поняв, что недолго смогу преодолевать себя, потащила ректора в комнату.

Он не понимал языка жестов, но я быстро нашла решение этой проблемы и заставила его раздеться, чтобы сменить рубашку.

Илья Громов стал единственным человеком, которого я касалась. Эти прикосновения для меня были особенными, и не потому, что это новые ощущения, а потому, что рядом с ним я чувствовала себя иначе. В тот вечер за просмотром фильма он улыбался мне, смешил и весело корчил рожицы, заставляя меня улыбаться в ответ до болей в челюсти.

И даже после того, как ректор узнал, что со мной что-то не так, не стал относиться ко мне иначе. Да, его голос стал мягче, но и раньше он со мной так говорил, пока не срывался на крик. В этот вечер он ни разу не кричал. Может, потому что я ничего ужасного не совершала?

Почему-то для Ильи Громова я хотела быть нормальной и не казаться странной. Мне было сложно сидеть рядом с ним и смотреть фильм, но одновременно мне было больно думать, что он может сейчас уйти. Во мне боролись сразу две противоположные друг другу мысли: прогнать и обнять. Мне хотелось его обнять…

Впервые за всё время мне хотелось быть к кому-то ближе.

12. Глава 11

Илья

В родительском доме есть какое-то волшебство. Только здесь я могу спать до обеда и просыпаться отдохнувшим, забывать обо всех своих проблемах и тревожных мыслях.

Потянувшись к прикроватной тумбе, взял телефон и проверил, нет ли пропущенных звонков, СМС или другого не менее важного уведомления.