– Входите, входите, – сказал он. – Давайте, друзья, закончим это шоу и будем спокойно жить дальше. В конце концов, у нас остаётся наша газета, и завтра она выйдет снова, и вообще я думаю, что мы уже достаточно поварились в этом всём.

Тон Миккельсена был добрым, почти весёлым, и Карен Огорд, которая села рядом с Элоизой, кинула на него быстрый взгляд, прежде чем обратить всё своё внимание на Лопату. Тот, казалось, не услышал в прозвучавших словах ни просьбы, ни радости.

– Да, садись, Илоиза. – Лопата неправильно назвал её имя, и Элоизе показалось, что он сделал это нарочно.

– «Э», – сказала она, – моё имя произносится Э-лоиза.

Лопата не поднял головы.

– Что ж, очень хорошо, что ты сразу же приехала.

– Конечно. Хотя, должна признаться, я удивлена, что мы опять сидим здесь, – Элоиза оглядела комнату, – мы уже несколько раз обсуждали эту историю, и мне нечего добавить.

– Ты уверена? Разве нет деталей, которые ты могла упустить из виду? Информации, которая может повлиять на моё решение? – Голос Лопаты был неожиданно мрачным и хриплым и плохо подходил его утончённой, почти девичьей внешности.

– Нет, я рассказала вам всё, что имеет отношение к делу.

– Хорошо, тогда я кратко подведу итог дела, как ты его описала, чтобы нам всем быть абсолютно уверенными, что я правильно тебя понял, прежде чем я напишу отчёт.

Элоиза скрестила под столом ноги и приготовилась слушать.

Лопата пролистнул в своей папке несколько страниц и прокашлялся.

– Согласно твоему заявлению, в июне этого года ты узнала об инвестициях Яна Скривера в «Cotton Corp.», которая является одной из крупнейших текстильных фабрик в Бангалоре, в Индии.

– Да, верно.

– В своей статье от 2 августа ты утверждаешь, что Скривер прекратил сотрудничество с «Глэсел Текстиль» в Вейле в это же время, и, таким образом, большая часть его производства была выведена за пределы страны. Это решение означало закрытие в общей сложности 850 рабочих мест для датчан и было с политической точки зрения… скажем так, «непопулярным».

– Можно так это назвать, да. Непопулярным для правительства и катастрофой местного значения для отдельно взятого района.

– 3 августа с тобой связался, я цитирую, «анонимный источник», который попросил тебя поближе рассмотреть дело, в частности, использование труда несовершеннолетних в «Cotton Corp.» и, что не менее важно, использование растительного компонента, разрушающего эндокринную систему, нонилфенолэтоксилата, более известного как НФЭ. Я правильно понимаю?

– Да.

– И это правда, что предметы одежды, изготовленные с использованием НФЭ, запрещено ввозить в Европейский Союз? – Лопата наконец поднял голову.

– Да.

– Кто этот источник?

– Я не знаю. Мне позвонили. На другом конце провода был мужской голос. Он дал мне наводку на некоторые факты, которые посоветовал изучить, но он не назвался.

– Но у тебя есть предположения, кто это был?

– Предположения да. Но ничего конкретного. Как вы сами отметили, решение Скривера вывести производство из Дании было негативно воспринято в политических кругах, поэтому я легко могу предположить, что совет поступил оттуда. Но это только догадки.

– Хм… – Лопата задержал взгляд на Элоизе на несколько секунд, затем продолжил: – В своем исследовании ты воспользовалась внутренними конфиденциальными документами организации Скривера, включая выдержки из его контракта с «Cotton Corp.» Эти документы подтверждают твои утверждения, что на предприятии использовался детский труд и химические вещества, чей ввоз в ЕС нелегален.

– Верно.

– Документы, опираясь на которые ты написала свою последнюю статью.