– Дядя Степа! – крикнул у соседской калитки. – Ау! Пустишь?

– Кто там? – ответили из беседки.

– Я, – ответил банкир, – Кирилл Геннадьевич, сосед.

– А, Геннадич, заходи. Открыто.

Кирилл плюхнул бутылку на стол:

– Закусить найдется чем?

– А то, – Степан метнулся к холодильнику. Достал нарезанную колбасу, открытую банку рыбной консервы, свежие огурцы, и острую морковку. – Извини, сосед, хлеба нет.

Банкир разлил водку. Самую дешевую брать не стал, побоялся, а эта вроде как, и по цене и по упаковке, походила на достойную.

– Ну, давай!

Закусывая, Кирилл продолжил:

– Ты извини меня, Степа, за самогон. Не пошел он.

Сосед смотрел на него, насупившись.

– Я и не обижаюсь. Чего мне. Мы не неженки. Это вы, ваше благородье …

– Брось, Степан, чего ты? Какое я тебе благородье? Я такой же, как и ты. Тоже люблю так вот по простому. По-душевному. По-соседски. Кстати ты как с предыдущим соседом, дружил?

– Дружил? – Степан чуть не поперхнулся. – Урод он. Жадный как не знаю кто. Когда строился, все ходил винил меня, мол, песок у него краду. Чуть до драки не дошло. Потом, дескать, я забор передвинул. Оттяпал, говорит, метр его участка. Приходили с района замеряли все по-новому. Таки у того, другого соседа забрал сантиметров двадцать по все длине. А я ему и так бы отдал. Мне не жалко. Гнилой мужик он, тухлый.

– Это точно, – не выдержал Кирилл, и чтобы не выдать себя совсем, быстро наполнил рюмки. – Давай!

– А у самого, – выпив, продолжил Степан, – все, ну все. Машина дорогая, полный сарай инструментов. Любых. Мебель, стулья, такие как раскладушки, эти …

– Шезлонги, – подсказал Кирилл, снова наполняя стаканы.

– Да, да. Эти. Деревянный, красивые. Лежит, сука, шикует. А я, как-то хотел было занять полтинник. Ну, до пенсии, надо было. Так ведь не дал. Не дал! – дед раздраженно вскинул руки. – А сам то, сам, такой же пенсионер, как и я. Может даже старше.

– А дети, внуки? – спросил банкир, подливая.

– А что дети? Приезжала тут одна. Вроде дочка. Ругались в дым и тут же уезжала. Наверно тоже денег просила. Короче жадный был. Председатель наш, Мироныч, говорил, когда платил за свет там, за коммуналку, сосед этот сдачу до копеечки забирал. Этот, как? … Скряга.

– Скряга? – удивился Кирилл. Водка расслабила сознания. Мягкая слабость окутала все тело. – А дачу чего продал?

– А бес его знает. Пропал он куда-то. Я с полгода, это, видел тут, как ее, дочь его. Спрашиваю, мол, отца давно, мол, не видно. Прихворал? А она мне, нет, говорил, пропал отец, говорит. И в слезы. Вот аккурат, вот здесь, – Степан для наглядности даже привстал, указывая на забор, – где давеча сортир копал, там она и рыдала. Я аж забор думал это … сигануть … ну, это, успокоить.

Язык соседа заплетался. Сам он совсем поник, уронил голову на сложенные на столе руки и тихо бубнил себе под нос конец этой странной истории.

«Интересно. Все это, интересно» – подумал Кирилл. Мысли его путались, все вокруг кружилось, вертелось. Оставив соседа за столом, он тяжело поднялся и, шатаясь, побрел к калитке. «Зачем я так нализался?» – обрывисто мелькнуло в голове. Укор, тут же, сменился образом незнакомой пышногрудой женщины, заманчиво лежащей на широкой кровати и нежно ласкающей наманикюренными пальцами свою промежность.

– Уф! – вслух пыхнул Кирилл, и сильно сжал рукой пах.

Выйдя на дорогу, огляделся. Темно. Ни души. «До дому не донесу» – подумал он и расстегнул ширинку. Струя громко билась о жестяной соседский забор. Пышногрудый образ снова встал перед глазами. Дама широко расставила ноги, выражая свою доступность и нетерпение. Красные ногти нежно блуждали по налитым губам. Кирилл почувствовал, как в ладони твердеет член. От возбуждения закрыл глаза. Земля из-под ног вильнула, и он чуть не упал в собственную лужу.