И тут! В небольшом скверике у подъезда, в дрожащей тени молодых тополей Света увидела знакомую фигуру. Кулиш Микола Гурович выгуливал песика. Драматург, педагог, мудрый и добрый наставник, бесспорный гений и давний друг Светиного батьки оказался рядом как нельзя кстати! Вот с кем можно посоветоваться насчет письма! Стесняясь заговорить просто так, Света лихорадочно искала повод. Она была не уверена, что писатель помнит ее, ведь почти четыре года не виделись, да и общалась Света больше с женой Миколы Гуровича, веселой и яркой Антониной. И тут ее осенило:

– Джой! Джой! – закричала Света, присев на корточки. – Здравствуйте, Микола Гурович! Так люблю вашего песика, не могла пройти мимо…

– Спасибо, Светланка, за доброе слово и внимание, – раздался теплый, немного насмешливый голос. – Только это не Джой. При всем желании английский сеттер не мог бы так измениться…

Света так перепугалась – и из-за своей оплошности, и из-за того, что писатель прекрасно помнит ее имя, – что чуть не расплакалась, и Микола Гурович – добрая душа! – принялся ее утешать.

– Ну что вы? Бросьте! В конце концов, этот пес тоже заслуживает одобрения. У Йогансена их два, а сам он сильно занят и потому иногда просит меня вспомнить былое и пробежаться с поводком по окрестностям. Со старичком Джоем так уже не побегаешь, он гуляет лишь во дворе. А этот молодой пес – совсем другое дело. По сути ведь это я не собаку выгуливаю, а себя. Бегу к парку, вдоль дорожных оградительных насаждений и думаю: хорошо, что их сейчас так много насадили. С ними дышится легче и мыслится чище. Уж что-то, а сажать у нас умеют, да? – Он пристально посмотрел на Свету, подмигнул и, кажется, не дождавшись ожидаемой реакции, перешел на более серьезный тон. – К концу второй пятилетки будем счастливыми обладателями чистого воздуха, созданного природными ограждениями вокруг автомобильных дорог. Если доживем, конечно… – Товарищ Кулиш пошел за псом вдоль дома, и Света последовала за ним. Глянув на двухэтажный дом-казарму, расположенный на другой стороне улицы, драматург, кажется, забыл о своем намерении приободрить Свету и явно помрачнел. – Забавно, что я ассоциируюсь у вас с Джоем. Это приятно. Но, знаете, ведь я чуть не отдал своего пса в прошлом году! Вернее, что это я себя обеляю, я отдал! Вот сюда, в дом летного командного состава одному милейшему лейтенанту. Сначала мы думали, что поступили верно. Не ясно было, где достать денег и как купить продуктов не то что на содержание собаки, а хотя бы на то, чтобы подкормить слабеющую с каждым днем Ольгу. – Света знала, что Ольгою зовут дочку Кулишей, и сжалась в комок, ожидая услышать про нее тот ужасный финал, которым оканчивалось так много слышанных за последние годы историй о слабеющих без продуктов детях. – Да что там Ольга? – неожиданно воскликнул Микола Гурович. – От голода тогда умирал целый народ, вся Украина… Я ездил на Херсонщину, я видел, и с тех пор не могу спокойно спать… У лейтенанта наш Джой получил достойное питание, но очень тосковал. Через две недели ночью мы услышали страшный вой и узнали голос своего песика. Володя – он хоть и младший ребенок в нашей семье, но если что решил, то не отступит, – пошел забрать его. А утром выяснилось, что Джой выл не от тоски, а потому, что предчувствовал драму. Наш лейтенант застрелился, оставив молодую жену и двух дочек на попечение судьбы. Кто-то говорит – из-за растрат на работе, кто – из-за того, что узнал об аресте братьев и голодной смерти родителей в селе. Такая вот была история. И не напишешь, не расскажешь… Ну? – Драматург опять взглянул прямо на Свету, на этот раз довольно строго. – Долго я буду перед вами откровенничать, чтоб вы уже не боялись выкладывать, с чем пожаловали? Как батька? Все в порядке?