Последнее, ясное дело, Коля прибавлял уже от себя, потому что как раз они со Светой и были теми друзьями, которых Ирина то водила по обожаемому ею Харькову, рассказывая были и небылицы про каждый дом, то зазывала в гости как раз тогда, когда к Морским приходили самые интересные люди города, то, рассказав о репертуаре и особенностях всех многочисленных городских театров, снабжала билетами на спектакли, неизменно сопровождая их какой-нибудь вещичкой, которую одалживала Свете, чтобы той было что надеть в театр…

– Морг в подвале. Труп вас там ждет. Только опознание нужно сначала провести. Вы не годитесь, нужен кто-то из родственников. Таков порядок! – сообщил Коле пожилой полтавский судмедэксперт. Игнат Павлович отправился утрясать бумажные дела и выяснять новые подробности, Коля же пытался договориться о том, чтобы забрать Ирину.

– Не положено! – Все попытки разбивались о законопослушность полтавских сотрудников. – Критическая ситуация? Товарищ, вы в морге! Тут все ситуации такие. Все ЧП у нас по штатному расписанию.

Коля даже сбегал через дорогу на почту и вызвал телеграммой Морского, но тут же получил нагоняй от Игната Павловича.

– Ты кого слушаешь? Слабину дал, вот и выгребаешь теперь. Некогда нам ждать родственников. Полтаве харьковский труп не нужен, нам ясно сказано. Так что забираем и уезжаем. А то можем и без него уехать, пусть сами мучаются…

Пока Коля давал отбой Морскому, Игнат Павлович сам потолковал с судмедэкспертом. Назвал нужные фамилии, пригрозил звонком и трибуналом.

– Так бы сразу и сказали! – пожал плечами законопослушный полтавчанин и пошел за ключами.

Коля тем временем все листал досье и тонул в собственных воспоминаниях. Ирина была удивительно красивой и при этом отчужденно-холодной. Это даже не Коля решил – хотя когда-то он чуть в нее не влюбился, – это отмечали все, хоть единожды увидевшие Ирину. Даже Морской про что-то правильное говорил: «Идеально, как черты лица моей супруги». Отношения у Горленок и Морских разладились примерно год назад. Скорее даже по вине Коли и Светы. Трудные времена были у всех, но именно Света с Колей тогда, не имея ни одной свободной минуты, перестали заходить в гости. Пришли, конечно, когда узнали о смерти приемной матери Ирины. Уже даже не на похороны, а просто выразить соболезнования. Вспомнили, погоревали, ощутили, что настоящая дружба не проходит, даже если люди долго не видятся.

В досье, кстати, писали совсем другое. После смерти приемной матери Ирина Онуфриева якобы существенно изменилась. Открыто грубила начальству, настроила против себя всех, даже дружески расположенных ранее коллег. Со слов балерины и подруги Ирины, новой супруги режиссера Форрегера – Галины Штоль – выходило, что «Онуфриева после смерти приемной матери впала в тоску и не желала принимать ни общение, ни предложения о помощи от окружающих». В тот единственный визит, который Коля со Светой нанесли Морским зимой, Коля этого совсем не почувствовал. Впрочем, и охлаждения отношений между супругами он тоже не заметил. А в досье ясно было написано, что Морские развелись, утверждая, что собираются жить в разных городах и вообще уже почти год проживают под одной крышей без супружеских отношений.

Коля представил себе составителя досье и осуждающе хмыкнул. Ни при каких условиях ни Ирина, ни Морской не стали бы распространяться о подобных вещах. Составитель досье, скорее всего, получил данные от соседей или от сплетников в театре, а представил все так, будто утверждения исходили от разводящихся супругов.