Говоря «воспрепятствовать», я имею в виду не сопротивление в формах, свойственных революционной борьбе вплоть до восстания84. Речь идет об использовании легальных демократических институтов (прежде всего выборов) для того, чтобы, например, не продлевать мандат авторитарного президента, избирать в парламент тех политиков (и те партии), которые могли бы смело вступать в конституционные конфликты с президентом, отстаивать соответствующие законы и их применение в конституционном духе. Как верно замечает С.В. Васильева, «принятие отдельного закона о политической конкуренции не является панацеей. Однако политическая конкуренция, как и экономическая, должна развиваться по определенным правилам. Законы о выборах, политических партиях, о гарантиях равенства парламентских партий при освещении их деятельности в СМИ, Регламент Государственной Думы и др. воздействуют на правила политической конкуренции в рамках предмета регулирования; избирательного права и процесса, политического строительства, парламентского процесса и т.д.» (6, с. 28).

Наше общество не пыталось предотвратить установление персоналистского режима. Но не от исторической склонности к «царецентризму», а потому, что в России никогда не было нормальной институциональной основы для политической конкуренции и потому неоткуда было взяться ни соответствующей массовой политическойкультуры, ни развитой многопартийности, ни качественной политической элиты. Теоретически могла существовать надежда на то, что после краха советской власти несколько электоральных циклов (парламентских, президентских, губернаторских) дадут возможность народу понять смысл, значение и достоинства политической конкуренции – что именно она обеспечивает возможность контроля народа над властью, делает и ее, и оппозицию зависимыми от общества, ответственными перед ним. Однако устремления подавляющего большинства народонаселения, на которое, собственно, и ориентировались наши политические лидеры, были направлены на другое – прежде всего и главным образом на достижение материального благополучия и установление твердого порядка.

Винить за это людей нельзя. Во-первых, для большинства обнищание как следствие банкротства советской системы стало шоком, особенно на фоне чрезмерного материального расслоения. А во-вторых, не менее, а для многих и еще более ужасным было разрушение самого понятия «государство». И дело даже не в том, что исчезли привычные советскому человеку институты социальной и правовой защиты (те же парткомы, исполкомы, профкомы и т.п.), а адекватной замены не возникло. Сохранившиеся институты (прежде всего охраны и защиты права) не только перестали качественно выполнять свои основные функции, как это бывает сразу после революций, но и нередко сами становились угрозой для личной и имущественной безопасности людей. Так что стремление к «порядку» было вызвано не мечтой о «твердой руке» (диктаторе), а потребностью в устойчивом правовом режиме работы государственных институтов, непосредственно контактирующих с гражданами.

В наши дни (с начала 2000-х годов) приоритеты общества изменились. В ситуации сравнительного материального благополучная, которым мы обязаны положительной конъюнктуре на сырьевом рынке, и видимости порядка