Но не просто история как некий событийный ряд, не просто историософия, хотя и со всем этим придется иметь дело. Но история, которая стала фундаментом для возведения новой русской, по сути, обязательной для всех идеологии. И хотя о ней мы уже отчасти говорили, определим ее еще раз. Красно-белое черносотенство, революционный консерватизм, «консерватизм без традиций». Все это взято из политического лексикона Петра Струве. Слова примерно столетней давности.

Раз уж мы упомянули имя этого великого человека, вспомним, что сказал о нем о. С. Булгаков в своем надгробном слове (ровно семьдесят лет назад, в Париже, в Александро-Невском соборе): «Количественным успехом не увенчалось наше дело, до времени мы оказались сметены насилием воинствующего безбожия, однако духовная битва была дана и остается незабываема…»51. Зачем я вспомнил эту речь Булгакова на отпевании его друга? «Партизаны» должны знать: «наше дело» совсем не обязательно увенчается успехом. Современные «воинствующие безбожники» (включая тех, кого ТВ в своих эфирах много лет подряд высвечивает в церквах на Пасху и Рождество) и сегодня количественно значительно сильнее. Главное – в другом. Должна быть дана духовная битва. Даже если мы догадываемся, что может повториться ситуация, типологически схожая с той, в которой оказались Струве, Булгаков и тысячи других «крестоносцев свободы» (это тогда же о. Сергий – о своем усопшем друге).

Конечно, красиво, величественно звучит: «крестоносец свободы». И, в общем-то, сегодня в стане «партизан» практически некому примерить на себя это определение. Как-то нескромно. Но вот в чем исторический вызов – или, как говорил Галич, «и все так же, не проще, / век наш пробует нас…»? Помните, что дальше? «Можешь выйти на площадь, / Смеешь выйти на площадь / …В тот назначенный час?». Если мы сможем и посмеем, то при всех наших малости и скромности вернем в Россию определение «крестоносец свободы».

Однако хватит красивых слов и исторических реминисценций. Смысл предстоящей или уже идущей битвы двояк. Во-первых, показать несостоятельность и опасность их прочтения истории, их новой идеологии. Во-вторых, сформулировать новое русское либеральное мировоззрение и конкретную политическую программу. В общем, это должна быть философия русского сопротивления злу – потенциально: русскому фашизму.

Такая философия станет действенной лишь при следующих условиях. Подобно тому как исторические партизаны пускали под откос вражеские поезда, нам необходимо пустить под откос псевдо- и антинаучные основания их идеологии (все эти цивилизационные подходы, евразийские проекты, отождествление русского и советского, теории заговоров, сталинский миф и др.). Далее. Разоблачая зло, нам следует сказать, в чем главная задача этого сегодняшнего русского зла. Она состоит в реставрации всего того худшего, что уже проявило себя в различные исторические эпохи. Сегодня из этого худшего хотят слепить новую Россию. А также в уничтожении либерально мыслящих русских людей, которые не желают «петь под звон тюремных ключей». Два этих аспекта современного зла стягиваются воедино реваншистским черносотенным сталинизом и тем, что Макс Шелер назвал «ressentiment» (термин, взятый им у Ницше). Это чувство экзистенциальной ненависти и злобы, причина которого заключается в подавленности каким-то «внешним объектом» (скажем, Западом, жидомасонами, либерастами и т.п.).

Как у всякого движения сопротивления, у всякого партизанского отряда, у нас на знаменах должны быть начертаны главные слова. Предлагаю: «Граждане, Отечество в опасности!» и «Чтобы Россия стала Россией» (парафраз лозунга польской «Солидарности» 80-х годов). Это целеполагание напрямую связано с проблематикой «общества не-развития», о которой я писал выше. Если теоретики и практики социального не-развития обращаются к соответствующим векторам нашей истории, то, естественно, наша задача – актуализировать исторический потенциал русского развития. Иными словами, показать и доказать, что мейнстрим нашего пути не есть смена различных властно-диктаторских порядков. Кроме того, всем известные периоды и тенденции либерально-эмансипационного характера не являются девиантностью, а, напротив, имеют глубокие основания и весьма успешно проявлялись в нашем прошлом.