Потому и было особенно важно, чтобы, во‑первых, Амьель Мабиллу хоть на сей раз как должно ублаготворил, а во‑вторых, исхитриться, чтобы Гильом лишился способности дам ублаготворять хотя бы недельки на две. Иными словами – Жалобному Магу следовало разом и в королевской опочивальне на лютне играть, и в покоях, отведенных Гильому, – дабы хоть кого из свиты разжалобить, чтобы пропустил Изору туда, где она могла бессильным зельем еду или питье леснику подсластить.

Королевский дворец состоял из уцелевших помещений старого замка – двух круглых толстых башен с немалым залом между ними, и из новых строений – трехэтажных крыльев, примыкавших к старинному залу и расходившихся от него к югу и к востоку. Королева и ее родня занимали новые, более удобные помещения – так что Гильома вселили в одну из башен, чем он был очень доволен.

– А теперь, тетка Туанетта, сядем-ка мы в засаду! – весело сказал он.

Будучи лесником, которому вменялось и дичь для господского стола, и браконьеров выслеживать, в засадах знал он толк. И потому, ожидая незваных гостей, учел всё – даже то, что в башню, скорее всего, потайной ход открывается.

Дверь в покои лесника Гильома нарочно была оставлена приоткрытой – чтобы слышать всё, что в длинном, к королевским апартаментам ведущем коридоре деется. Ибо ожидать можно было чего угодно – от нападения латников до тончайшей магии. С латниками всё было ясно – лесник и браконьеры их бы за версту услыхали, а вот магию худо-бедно могли уловить только двое – мастер Жербер и тетка Туанетта.

У окошка встал на караул отшельник, сделав так, что образ его полностью слился со стенкой. А у дверей села со свечкой да с вязаньем повитуха. Прочие же легли как пришлось – да и задремали.

Ближе к полуночи Туанетта уловила приближение даже не голосов, а скорее дыхания…

Она встала, выглянула – и увидела Жалобного Мага.

Он стоял один посреди коридора, как бы в растерянности, и растерянность эту Туанетта прекрасно знала – Жалобный Маг был приучен к тому, чтобы его вела женская рука. Долгонько она не видела это диво – и хотя знала, что волнение от встречи будет бурным, но не ожидала, что руки-ноги отнимутся.

Жалобный Маг преклонил колено, и тончайшие звуки игрушечной лютни, даже не образующие мелодии, а просто струнный перезвончик, проникли в ее душу!

Он смотрел снизу вверх с мольбой – и так беззащитно было его бородатое личико, так умоляли о сочувствии изумительно светлые глаза, что повитуха обмерла.

Уже ничего больше не было на свете – а только попавшая в беду живая душа, и душу эту никто на свете не смог бы оттолкнуть, а только любить, любить, любить, и к груди прижимать, прижимать, прижимать, и всеми силами беречь, беречь, беречь!

И знала ведь умом тетка Туанетта происхождение этого очарования, и готова была дать ему отпор, однако поддалась, как уж не раз поддавалась, и протянула руки, и задышала прерывисто, желая откинуть холщовый капюшон, и спрятать на груди лицо Жалобного Мага, и гладить его по плечам, обещая, что всё будет прекрасно и замечательно!..

Видя, что повитуха делом занята – колдовскую лютню слушает, появилась из-за угла Изора и спокойно прошла мимо Туанетты, на ходу отвинчивая крышечку фляжки. Времени было мало – ведь дама Берта обещала ей немалое вознаграждение именно за то, чтобы она сейчас была с Жалобным Магом в двух опочивальнях одновременно – у Гильома и у королевы.

Туанетта заметила Изору – но струны, струны окутали злоумышленницу серебряным тонюсеньким покрывалом. Пожалей ее, просили струны, ей ведь так плохо, не трогай ее – если она этого не сделает, ей будет еще хуже, неужели ты допустишь, чтобы это милое, обиженное создание стало еще несчастнее?..