– Хорошо, – легко согласился он, – до завтра, милая.

Веселым выдался этот новый год. Радим стоял у мангала, на котором рядком лежали одиннадцать больших шампуров, за его спиной в главном зале коттеджа прекрасная половина человечества сервировала стол. Мужчины сидели на плетеных креслах на веранде и трещали за политику, до полуночи оставалось два с половиной часа.

Стас поднялся и направился ко второму мангалу, где запекались овощи, и так пожевать, и на салат.

– Может быть, тебе помочь? – предложил он, проверяя готовность.

– Знаешь же, что отвечу, – отмахнулся Радим.

– Конечно, знаю, – втягивая носом аромат жаренного мяса, ответил друг. – Поговорить о том, что случилось, некогда было, – произнес он. – Может, расскажешь, как ты попал на службу в ведомство «плаща и кинжала»?

– Случайно вышло, – вертя шампура и сбрызгивая их маринадом, ответил Вяземский. – Правда, случайно. А как? Это уже государева тайна, и говорить я насчет этого не имею права.

– И, конечно, ты не скажешь, кто твою машину взорвал?

– Вот тут без понятия, – соврал Вяземский. – Хорошо, заначка на черный день была, и я себе джип прикупил.

– Да уж, серьезный агрегат. И в городе не стыдно показаться, и по бездорожью пройдет.

– Секретничаете? – раздался у них за спиной голос Ольги. – Я вам тут принесла немного счастья.

Радим обернулся. Бушуева была невероятно красива, правда, зря она в платье на мороз вышла, но хорошо хоть догадалась надеть короткую шубку и шапочку. Ее черные локоны рассыпались по плечам, а серые, почти серебряные, глаза смотрели на Вяземского с теплотой. В руках она держала поднос, на котором четыре рюмки, одна с коньяком для Стаса, одна с виски для Радима и пара с водкой для Темы с Серегой. Еще тут имелось блюдце с маринованными огурчиками, стаканом с томатном соком для запивки. Мужчины разобрали рюмки, но прежде, чем Дикий успел что-то сказать, влез Стас.

– За прекрасную спутницу Радима. Мы очень рады, что ты примкнула к нам, и что ты позаботилась о четверых замерзших мужиках. За тебя, Оль!

– За Ольгу! – дружно гаркнули остальные в три глотки, опрокидывая в себя спиртное.

– Спасибо, – засмущавшись, произнесла Бушуева. – Заканчиваете и двигайте домой, мороз крепчает.

– Правильно, – возвращая рюмки на поднос и залпом допивая остатки сока, согласился Сергей. – Иди в дом, мы-то нормально оделись, а ты в платье тонком.

– Скажи там всем, пять минут, и можно садиться, – попросил Радим, и под одобрительный гул друзей притянул к себе Ольгу, поцеловав ее в губы. – Беги, – шепнул он ей и, развернувшись к пышущему жаром мангалу, принялся вертеть шампура, не давая мясу подгореть и высохнуть, нет ничего хуже шашлыка, из которого ушел сок, разве что угли.

– Радь, овощи готовы, мы тоже пойдем, – крикнул Стас, сгружая все на блюдо и направляясь к дому. – Давай, не задерживайся, жрать уж больно хочется.

– Конечно, – ответил Вяземский, – у меня почти все готово.

Вскоре хруст снега под подошвами тяжелых зимних ботинок стих, хлопнула входная дверь. Радим покрутил пару шампуров, которые подрумянились чуть больше других, и тут его взгляд упал на темный лес, начинающийся метрах в пятидесяти от него. Он словно прикипел к нему, высокие сосны, сугробы по пояс, и тут сердце снова кольнуло, на мгновение захотелось тишины, чтобы потрескивали в печи дрова, отблески пламени метались по деревянным стенам. Захотелось спокойствия зимнего леса, чтобы, когда входишь покурить, слышать треск стволов деревьев в мороз, а не шум города, ругань из-за парковки и орущую среди ночи сигнализацию. Не зря Радима прозвали Диким, одиноким в брошенной деревне он чувствовал себя куда лучше, чем в суетном шумном городе.