Понятное дело, со всеми этими волнениями я совершенно забросила свои бумажные дела. Не до бумаг мне как-то было. Мужики видели мою нервозность и маету, мои покрасневшие глаза, но ничего не спрашивали и не говорили. Были какими-то притихшими и, до тошноты, послушными и неперечливыми. Несколько раз я нечаянно подслушала, как они приставали к Василичу и Андрею, на предмет «что с матерью?». Но, оба молчали, будто в застенках гестапо. Один, потому что попросту ничего не знал, а второй, потому что не мог говорить, по причине верности и дружбы. В конце концов, я взяла себя в руки. Личное не должно касаться работы. За одну ночь (все равно, не спалось) сделала отчеты по всем делам, а на следующее утро отправилась в лесничество, чтобы эти самые отчеты сдать.

Саныча я застала в конторе, уныло перебирающего бумажки. При виде меня, лесничий обрадовался, расцвел улыбкой и запел, раскинув руки, словно готовясь принять меня в свои объятия.

– Какие люди к нам пожаловали!!! А я уж думал, все, пропала наше Юрьна, затянуло ее в болото городской цивилизации. Бары, рестораны, концерты, театры… Куда нам с городом тягаться!

Пока он все это проговаривал, я успела подойти, и пожать ему протянутую руку. Потом, безо всякого приглашения, уселась на стул, и подмигнула ему.

– Саныч, дурака кончай валять, лучше, организуй чайку. Я тебе тут гостинцев городских вкусненьких привезла.

Он усмехнулся, глядя на мою деловитость и гаркнул, что есть мочи так, что у него карандаши и ручки, стоявшие на столе в простом стаканчике, жалобно задребезжали:

– Теть Шур!!! Сделай-ка нам с Катериной Юрьной чайку!!

Я, между делом, достала свои бумаги, и разложила их перед Санычем на столе. Не успела и рта раскрыть, чтобы объяснить, что и где, как двери отворились, и на пороге возникла полная женщина с улыбчивыми серыми глазами, румянцем во всю щеку и задорными мелкими кудряшками на голове, бухгалтер лесничества. Александра Ивановна, а в миру, просто, тетя Шура, и внесла небольшой пластиковый поднос, с чайником, двумя чашками и вазочкой с карамельками. Увидев меня, ласково пропела:

– Ой, Катюша… А мы тут уже тебя заждались. Уехала в свой город, и пропала. Давеча Василич прибегал в магазин, так переживал шибко. У тебя все хорошо?

Я закивала, улыбаясь в ответ.

– Все хорошо, теть Шура. И у вас, как я вижу, тоже все в порядке. Не меняешься, все такая же молодая, да бодрая!

Ставя поднос на стол, она усмехнулась, отдавая дань моему бесхитростному комплименту.

– Скажешь, тоже, молодая! Уж шестой десяток пошел…

Я с улыбкой проговорила:

– Так о том и речь!! Пошел, не пошел, а ты все в одной поре… -Я полезла в свою сумку, и извлекла оттуда коробку шоколадных конфет, перевязанную нарядным бантом. Протянула ее женщине со словами. – Прими, теть Шура, гостинчик тебе из города.

Та зарделась от удовольствия, и забормотала со смущением:

– Да, зачем, Катенька… Небось дорогие…

Я только головой покачала.

– Не дороже денег, теть Шура. С чайком попьешь.

И тут я уловила тоскливый взгляд лесничего, переходивший с вазочки с карамельками на яркую коробку в руках у своего бухгалтера. Ну, чисто, малое дите! Я полезла опять в сумку, и достала еще одну, точно такую же коробку. Положила ее на стол, и подмигнула Санычу.

– И про тебя не забыла. Так что, тете Шуре нет нужды делиться с тобой.

Женщина тихонько прыснула со смеха в кулачок, и поспешила покинуть кабинет начальства под сердитым взглядом хозяина кабинета. Вся деревня знала о слабости Саныча к шоколадным конфетам.

Чай мы выпили, неспешно беседуя о производственных вопросах. Саныч попросил меня послать в деревню трактор, чтобы дороги почистить после бурана. Трактор лесничества дышал на ладан, и мог застрять в любом сугробе. В общем, беседа прошла, как и полагалось, со взаимной приязнью и дружеским участием. Я уже засобиралась в обратный путь, когда Саныч, словно что-то вспомнив, остановил меня.