– Ухо Будды – добрый примета, – как-то раз сказала она.

Да, мочки ушей у папы такие большие, что он может удержать на них зернышко риса.

Ну, а я сам… Никогда в жизни не мог увидеть, как выгляжу на самом деле.

После встречи с Мидори я много размышлял об этом и часто вспоминал ее слова, что образ Кицунэ подходит ей гораздо лучше, чем образ Мидори. Что, только превращаясь в Кицунэ, она чувствует себя собой. Думаю, я ее понимаю. Может, даже понимаю, отчего она покончила с собой. Видно, просто решила сменить фальшивую шкуру на настоящую, в которой чувствовала себя много уютнее.

Не стану врать, будто после встречи с ней для меня все изменилось. Мне и сейчас одиноко. К тому же, теперь я острее прежнего чувствую, что знаю самого себя не так хорошо, как надо бы. Если вдуматься, именно это и было истинной причиной нежелания переезжать в Японию. Похоже, чуял я, что вне американских декораций, без помощи американской бутафории, перестану понимать, кто я. Пару недель назад я рассказал об этом Лиз, и та ответила, что волноваться тут не о чем.

– Меняться – это же окей, – сказала она. – Для человека это естественно.

По-моему, она умнее всех ребят в нашем квартале. Я этому жутко завидую, однако очень рад, что Лиз – моя сестренка, а не чья-то еще.

Что до Кицунэ, я много думаю о ней. Жалею, что не могу спросить, почему она решила сменить кожу таким ужасным образом и навсегда. Постоянно вспоминаю ее слова: «Надеюсь, ты будешь здесь счастлив. Как я… сейчас». И не могу понять, как она может быть счастлива и ни в чем не раскаиваться, зная, каково придется отцу, когда он найдет ее старую шкуру.

Мне до счастья пока далеко, но на душе стало спокойнее. На будущий год поеду домой, поступать в колледж, и там, наверное, снова стану кем-то другим. Придется привыкать к этому – к смене одной шкуры на другую. Как говорит Лиз, иногда без этого не обойтись.

Еще я должен кое за что извиниться. В начале этой истории я предупреждал, что никакого смысла во всей этой грустной картине не будет. Однако это был обман. Наживка, чтоб зацепить тех, кто, как и я сам, зациклен на недостатках нашего мира. А если по правде, некоторый смысл в этой печальной сказке имеется. Вот вспоминаю я о Кицунэ, сбросившей старую шкуру, и вижу: жить в этом мире можно и по-другому, не только той жизнью, с которой я не желаю расстаться. Нет, я не стану менять жизнь так, как она, однако ее трагедия меня кое-чему научила. Даже все иллюзии Японии больше не кажутся мне иллюзиями. Или же весь остальной мир кажется точно такой же подделкой. Правду сказать, это – своего рода свобода.

На свете нет ничего реальнее масок, которые мы надеваем, чтоб показать друг другу, кто мы такие. Маска – она реальней тебя самого. Будь ты девчонкой в лисьем костюме или солидным бизнесменом, будь ты парнем-готом в пирсинге с головы до ног или японской домохозяйкой, что катит по улице на трескучем мопеде, не сняв кухонного передника, все это – наши маски. Что с этим можно поделать? Лучше всего – полюбить их.

Кристофер Барзак

Кристофер Барзак вырос в сельском районе Огайо и два года прожил в Японии, преподавая английский язык в одном из пригородов Токио. Его рассказы публиковались в антологиях «Лучшее фэнтези и ужасы года», Salon Fantastique, Trampoline, Realms of Fantasy, Twenty Epics и прочих журналах и антологиях. Недавно Крис вернулся из Японии и теперь преподает английский в Янгстаунском Государственном Университете, штат Огайо. Его дебютный роман One for Sorrow был удостоен премии имени Уильяма Кроуфорда за 2008 г. В 2009 г. в свет вышел его второй роман,