Мимо проплыла огромная светящаяся медуза – и девушка отпрянула в сторону, чтобы не обжечься. Конечно, магический кулон защитил бы ее от сильного ожога, но легкий был бы обеспечен: слишком ядовитый секрет у глубоководных медуз.

Любуясь мерцающими неоновым светом водорослями и стайками крохотных глубоководных неонов, которые обитают среди них и тоже источают нежное сияние, Ая не заметила темный силуэт, осторожно приблизившийся к ней сзади.

А когда оглянулась и увидела перед собой темнокожее человеческое лицо с выражением охотничьего азарта, было уже поздно: человек молниеносно выбросил вперед руку и схватился за кулон на шее Аи.

Девушка моментально замерла: цепочка короткая, и если этот неизвестно как оказавшийся в водах Цветущего Архипелага человеческий мужчина рванет посильнее, она окажется без магической защиты. А значит, ощутит на себе все прелести отсутствия воздуха, давления воды и прочих, с позволения сказать, неприятностей, поджидающих полукровку на такой глубине.

«Как только окажусь дома – сразу же отправлю заявку на вмешательство по вживлению жабр, – промелькнула мысль и сменилась другой, менее приятной: – Если окажусь…»

Девушка старалась смотреть на своего захватчика без испуга, не демонстрируя слабость и неуверенность. «Должно быть, подводный Охотник», – она попыталась успокоить сама себя, понимая, что даже для подводного Охотника вид у мужчины слишком экзотичный: многочисленные шрамы покрывают его грудь, шею и плечи, какие целенаправленно наносят себе дикие племена, живущие далеко за побережьем океана. Да и откуда взяться Охотнику в водах ее острова?

Удивительно, что он человек: да, ее остров располагается на самом краю Цветущего Архипелага, но прекрасно охраняется морским патрулем. «Куда смотрит охрана? – подумала Ая. – Как ужасно, что под водой нельзя говорить…» – она бы сейчас взмолилась, закричала, заговорила о погоде – сделала бы все, что угодно, чтобы отвлечь внимание мужчины и составить какое-то представление о ситуации.

Заметив у него на груди, поверх сложного узора из шрамов, такой же розовый кулон, как и у нее, Ая сообразила, что мужчина никак не может быть обычным Охотником: слишком велика цена магического девайса на нем, да и не похож он на человека, способного купить одну из последних разработок.

«Наемник», – обреченно подумала Ая. Собственно, наличие кулона легко объясняло, почему он смог прокрасться к ней незамеченным. «Но кто? Кому могла я понадобиться? Я… Или мое исчезновение… Агарна!» – внезапная мысль о мачехе выбила девушку из равновесия, и, не в силах больше скрывать испуг, она схватилась обеими руками за кисть, сплошь состоящую из железных мускулов, и принялась за бесплодные попытки разжать его пальцы.

Коренастый темнокожий мужчина со свирепым интересом рассматривал свою добычу: сопротивление девушки явно развлекало его. Осознав, что ей не удастся разомкнуть пальцы, обхватывающие кулон, Ая изо всех сил впилась ногтями в хищное лицо. Стремительная атака пришлась наемнику не по душе: свободной рукой он схватил Аю за волосы, отстраняя от себя так, что цепочка на ее шее предательски натянулась. Взгляд темно-лиловых глаз медленно скользил по смуглому стройному телу Аи, и это плотоядное, безжалостное выражение в них напугало девушку больше всего. Привыкнув ловить презрительные взгляды элиты Цветущего Архипелага и с возрастом создав вокруг себя непроницаемый панцирь равнодушия, Ая впервые по-настоящему почувствовала себя чьей-то жертвой. Королева-мачеха, ее многочисленные фрейлины, дворцовая челядь и даже слуги на ее собственном острове всю жизнь смотрели на нее с легким презрением и даже некоторой гадливостью, как смотрят на полукровку чистокровные представители любой расы. Правда, Ая была королевской полукровкой, бастардом верховного правителя эльфов Цветущего Архипелага, и потому презрение в ее адрес тщательно скрывалось, но всегда исходило волнами от окружающих, когда отца не было рядом. Однако взгляд этого огромного темнокожего мужчины в ужасающих шрамах сейчас направлен не на королевского бастарда и даже не на беспомощную женщину, безвольно бьющуюся в его руках, – он смотрит на вещь, и страшнее этого взгляда Ае не приходилось видеть ничего в своей жизни.