Варя вспоминала, как он выглядел, разговаривал и держал себя с ней, и не могла поверить, что это его руки сейчас обнимают ее. По-настоящему теплые и живые нотки в его голосе Варя услышала, только когда он говорил о своих эффо-техинцах, и с удивлением поняла, что за все время их беседы он говорил большей частью о них. «Вот ведь надменный и самоуверенный тип! – зло подумала Варя. – Превращается в нормального человека, то есть эльфа, только когда говорит о лошадях!» Но потом эта мысль сменилась другой, неожиданной и поэтичной: «…а его волосы воронова крыла были повязаны алым шелком, и плыл в Караибском море под его командой бриг под черным гробовым флагом с адамовой головой», – всплыли в сознании Вари любимые строки из обожаемой книги. И она подумала, что, должно быть, Вересту очень пошла бы алая шелковая бандана на его черных как смоль волосах, и белая рубаха, приоткрывающая мускулистую грудь (а в том, что эта самая грудь была мускулистой, у старающейся не прижиматься к ней Варвары не было никаких сомнений). И широкий кожаный пояс на узких черных брюках, из-за которого торчат рукояти пистолетов. И нос корабля, величественного и прекрасного под белыми парусами, и бескрайние воды океана, такого же цвета, как и глаза капитана… Верест, представший перед ее мысленным взором в образе корсара, был так реалистичен, что Варвара испуганно зажмурилась и потрясла головой, чем вызвала сразу две реакции: бурную и негодующую – Тинь, и холодно-участливую – самого Вереста:

– Эй, нельзя ли поаккуратнее глючить! Или хотя бы сдерживать себя во время кина!

– Лерре жрице нехорошо? Может быть, лерра хочет сбавить темп или даже остановиться и перевести дух?

– Нет-нет, извините, не надо останавливаться, даже можно еще прибавить, пожалуй… – прошелестела Варя, испугавшись, что поездка в руках этого ходячего феромона грозит затянуться.

Тинь совершенно нагло и понимающе усмехнулась, переводя взгляд с нее на Вереста, но, хвала небесам, промолчала, а Верест только хмыкнул, оставив Варе додумывать, чтобы это значило.

Черт побери, как неудобно получилось, думала Варя. Он и так презирает меня за то, что я обычная «человечка», как говорит Тинь, а не эльфийская принцесса, а теперь еще будет презирать за то, что я кисейная, разнеженная барышня, которой становится плохо от быстрой езды! Но потом справедливо рассудила, что в принципе не так важно, за что именно эльф будет презирать ее, и какое ей дело до того, что думает о ней этот напыщенный индюк, так что успокоилась.

Тинь на ее плече совсем уж откровенно прыснула – в воздухе словно зазвонили тончайшие хрустальные колокольчики с серебряными язычками. Но Варя и на вредную фею решила не обращать внимания. Уж если она смогла увидеть и услышать все то, что увидела и услышала за какой-то последний час, и при этом не сошла с ума и даже не начала заикаться или дергать глазом (как, кстати, некоторые брюнетистые заразы), это автоматически делает ее если не героиней, то явно особенной, и с этой мыслью она принялась любоваться окрестностями.

Они миновали как раз те самые великолепные по своей величине и красоте левады, и Варя снова восхитилась непревзойденной красотой эльфийских лошадей: утонченная неземная грация поражала воображение вместе с их мощью и величием.

Гривы многих красавиц, в основном серебристые, спускались почти до земли, и Варя поняла, что видит перед собой молодых кобылиц с детенышами на длинных тоненьких ножках, затем прошли несколько левад со старыми, но все же необычайно красивыми конями: об их возрасте Варвара сделала вывод по тому, что выпасались они одновременно.