Мэгги зашагала по ней, хотя внимание ее в очередной раз было приковано к окружавшим ее телам. Степень их сохранности поражала. Геотермальный жар выпарил из останков всю жидкость. В результате мягкие ткани высохли, концентрация соли в телах повысилась, а соль, как известно, – природный консервант.

В тысячный раз Мэгги задалась про себя вопросом, что заставило этих людей свести счеты с жизнью. Почему-то это зрелище напомнило ей Масаду, где евреи-повстанцы предпочли совершить массовое самоубийство, но не сдаться на милость римского легиона, стоявшего у ворот крепости.

Неужели и здесь произошло нечто подобное?

Увы, ответа на этот вопрос у нее не было. Еще одна загадка среди множества других.

Краем глаза Мэгги заметила какое-то движение. Она тотчас застыла на месте и глянула на груду тел в дальнем углу. Затем ей на плечо легла чья-то рука. Она невольно вздрогнула.

Пальцы Хэнка сжали ее плечо.

– В чем дело? – спросил он.

– Мне показалось…

Она не договорила, потому что из тоннеля донесся громкий грубый голос:

– Ну, наконец-то!

Из дальнего тоннеля показался луч света, а вслед за ним возник и сам майор Райан с фонариком в руке. Он был в полной форме – не забыл надеть даже каску, от чего глаза его оставались в тени. Лицо хмурое, раздраженное, губы плотно сжаты.

Поводив фонариком из стороны в сторону, он развернулся и снова скрылся в тоннеле.

– Давайте-ка ближе к делу. Я, как вы и просили, уже приготовил ящик для транспортировки. Двое моих солдат помогут вам.

Хэнк что-то негромко пробормотал, а потом, уже громче, добавил:

– Привет, майор!

Мэгги остановилась у входа в тоннель и обернулась через плечо. Ничего. Никаких движений. Она покачала головой. Просто игра света и тени.

Господи, я уже шарахаюсь от собственной тени.

– У нас проблема, – сказал Райан и вновь привлек к себе ее внимание. – Несчастный случай.

– Что такое? – уточнил Хэнк.

– Взгляните сами.

Мэгги торопливо зашагала следом за ним. Интересно, что там у них не так?

11 часов 40 минут

Сжавшись в комок среди теней, диверсантка проследила за тем, как все трое скрылись в тоннеле. Ну, все, можно вздохнуть с облегчением, подумала она, пытаясь унять бившую ее дрожь. Женщина едва не выдала себя, когда попыталась затащить рюкзак за спины двух мертвых тел.

Ее одолевали сомнения.

Что я делаю здесь?

Пригнувшись как можно ниже, она затаилась среди теней. В таком положении она сидела здесь уже с самого утра. Ее имя было Каи, что на языке индейцев навахо значит «ива». От страха сердце громко стучало в груди. Она пыталась набраться мужества у своего имени, стать такой же стойкой и выносливой, как ива, и такой же гибкой. Она осторожно вытянула затекшую левую ногу.

Правда, ее спина продолжала болеть. Впрочем, ждать осталось недолго, пообещала она себе.

Каи пряталась здесь с рассвета. Двое ее друзей, притворившись пьяными, отвлекли от нее внимание гвардейцев, охранявших вход в пещеру. Воспользовавшись моментом, она за их спинами прошмыгнула в пещеру из своего укрытия и пробралась внутрь.

Было нелегко, не издав ни единого шороха, пробраться внутрь и занять позицию. Но ей всего восемнадцать, она тонкая и гибкая и знает, как сливаться с подрагивающими тенями. Этому научил ее отец, когда она была ему едва по колено. Он обучил ее множеству ныне забытых вещей – до того, как его подстрелили, когда он сидел за рулем бостонского такси.

Это воспоминание тотчас наполнило ее яростью.

Спустя год после его смерти ее завербовали в «Вахийя», военизированную индейскую группировку правого толка, выбравшую себе в качестве самоназвания слово из языка индейцев чероки, означавшее «волк». Как и полагалось волкам, они были свирепы, хитры и, как и она сама, молоды. Все как один не старше тридцати, все как один – нетерпимы к другим, лояльным к властям индейским организациям.