Девушка смотрела на Терри мертвыми глазами вареной рыбины. Покойница была явной южанкой: оливково-смуглая кожа сейчас казалась грязной, толстые темные косы рассыпались извивами змеиных тел. Мутный взгляд словно задавал вопрос в пустоту: “Почему это все случилось? Почему со мной”?

Ночью шел снег – замел все следы, теперь не поймешь, кто нес тело, сколько их было… Терри обернулся: проулок выходил на Горшечную улицу, почти расселенную окраину столицы. Дома таращились заколоченными окнами и забитыми дверями, дымок не поднимался над трубами – немногочисленные оставшиеся обитатели еще спали и не растапливали печей. Горшечную заносило снегом, словно забытую могилу.

Терри ощутил леденящее неудобство – кто-то смотрел на него из глубин холодного темного утра. Кто-то вновь и вновь задавал вопрос, на который Терри искал ответ и не мог найти.

Дело обескровленных девушек было самым настоящим висяком. За два года в столице убили троих, и девицы были из тех, кого не станут искать родные или друзья. Одна – сирота, разносчица пирогов. Пропала прямо с улицы вместе с товаром; потом Дюбуа с привычным для профессии мрачным юмором предположил, что преступник и выпил, и закусил. Вторая была белошвейкой, ее похитили прямо из крошечной подвальной мастерской и вернули туда же, аккуратно положив на белую груду раскроенных рубашек. Третья приехала из деревни, устроилась горничной в семью банковского клерка и на второй день не вышла на работу. И вот четвертая – пока еще без имени, пока еще никто.

Терри со вздохом поправил девичью юбку. Здоровенная бабища, мастерица гильдии проституток, которая и обнаружила тело, причитала неподалеку; Терри разобрал в ее бормотании слова “али чем прогневали тебя, али не любили” и угрюмо узнал в них ту провожальную песню, которую их старая нянька завела, когда гроб с Сарой опустили в яму.

Обескровленных девушек на самом деле было пять. Сара Бренсон, его сестра, оказалась самой первой.

– Да, это мое дело, – согласился Терри и, обернувшись к мастерице гильдии проституток, спросил: – Как вы сюда вообще попали?

Бабища перестала причитать, смахнула со щеки слезы и ответила:

– Дак шла вон, от кумы, вчера по рюмочке выпили. А где рюмочка, там и пять, сами ж понимаете, болезнь души дело такое, утоления требует. Кума у меня еще не переехала, вон в том доме живет, – она махнула рукой куда-то в сторону и продолжала: – И вот иду я от кумы, думаю, хорошо бы трубочку-то закурить. Смотрю, а тут лежит кто-то. Ну, думаю, тут уж не до трубочки, тут какое-то лиходейство свершилось! Добежала до будочника, рассказала ему, что да как. А он говорит: стой давай рядом с мертвячкой, сейчас полиция приедет. Ну вы и приехали, а больше я ничего не видела.

Терри кивнул. На мгновение хмурое утро отступило – снежная легкая рука опустилась на его левое плечо, и он в очередной раз подумал: ничего этого нет. Это просто наваждение, и я рухнул в него, когда потерял единственного родного человека.

Он говорил себе, что лишился рассудка, когда увидел белое обескровленное тело Сары на мостовой возле их убогого домишки. Он говорил себе, что должен жить и работать, должен двигаться дальше – и безумие отступало, но никогда не уходило до конца.

Смотри внимательно, шепнула Сара ему на ухо. Ты найдешь его, я знаю. Тогда все будет хорошо.

Призрак качнулся и заструился в сторону – мимо убитой девушки, мимо коронера и мастерицы гильдии проституток. Терри устало смотрел ему вслед, снова понимая: ему снова загадали загадку, и он не знает, где взять ключи.