Но, если верно предположение о том, что предки Юхана хотели первыми видеть чужие суда, то, спрашивается, зачем им это было нужно? Ведь дом, хоть и построен очень давно, а войны викингов к тому времени уже отшумели, границы Швеции, Норвегии и Дании были окончательно определены и с тех пор уже не менялись. Что-то в этом кажется Рин неправильным и тревожит ее.

– Ну как, дальше сами доберетесь? – раздается над ней голос Яна.

Она поднимает голову и выдавливает улыбку, но ощущает ее как безобразную гримасу: лицо ее скривляется в судороге от мысли, что замок на рюкзаке мог расстегнуться на ходу. Вдруг дневник Лилли торчит наружу, и Ян видит его прямо сейчас? Интересно, он знает, что это за тетрадь? И читал ли то, что в ней написано? Странно, почему тетрадь лежала на видном месте? Неужели Эббе все равно, что секреты ее дочери могут стать известны посторонним?

Рин снимает рюкзак со спины. Ее пальцы скользят по застежке-«молнии». Вздох облегчения: замок застегнут. Почему же у Яна такой вид, будто он ее в чем-то подозревает? Хотя нет, что за глупости, у Яна обычный вид, если можно назвать обычным блаженно-улыбчивое выражение лица и расфокусированный взгляд. Ян умственно неполноценный, наверняка невнимательный, ничего он не заметил. «Это называется, на воре и шапка горит!» – одергивает себя Рин.

– Конечно, дойду. Спасибо, что проводил.

– Хорошего дня! – Ян кивает и зачем-то направляется к пирсу. Лодки Хуго там уже нет, и Рин недоумевает, для чего парень идет туда, но потом замечает, что у одной из металлических опор стоит его фэтбайк.

Ян ныряет под настил, пару секунд возится там с замком и выкатывает оттуда велосипед. Вскочив на него, он машет Рин длинной тощей рукой. Рукав толстовки сползает до локтя, открывая крупную татуировку на запястье в виде трех переплетенных между собой треугольников. Рин машет в ответ, чувствуя, как неприятный холодок щекочет ее сердце: кажется, что татуировка похожа на какой-то оккультный символ. Внезапно ее сотрясает дрожь от догадки, что она уже видела эту руку – та скользила по стеклу, замазывая его грязью. Точно, это та же самая рука, похожая на жердь, и нечто вроде такого же знака было на ней, только тогда этот знак показался Рин грязными разводами от того, что рука мелькнула и исчезла слишком быстро.

– Я-ян! Я-ян, постой! – кричит Рин в его удаляющуюся спину и, сорвавшись с места, мчится вслед за парнем. – Я знаю… знаю, что это ты… испачкал окно… но зачем?! Зачем ты это сделал?! – Налетев на него, она выдыхает эти слова прямо ему в лицо вместе с возмущением, поднявшимся внутри горячей волной.

Ян опускает голову и молча стоит перед ней, сжимая руль велосипеда. Костяшки пальцев выпирают острыми зазубринами.

– Я две ночи не спала, слышишь, ты?! Мне было страшно!

– Было бы еще страшнее, если бы я этого не сделал, – шепчет Ян, натягивая на голову капюшон, будто тот мог защитить его от гневных нападок.

– Что? Почему? Что за бред? Ты сумасшедший, да? Кажется, все вы тут какие-то сумасшедшие, каждый по-своему.

Рин не надеется услышать вразумительное объяснение, но Ян начинает говорить:

– Не злись, я хотел как лучше. Это нужно было для защиты.

– Но от кого может защитить грязь на окне?

– От гримтурсенов.

– Что? Грим… рутс… Пф-ф! Впервые слышу это слово.

– Гримтурсены – это предки троллей и ётунов, предвечные великаны из мира льда и мрака. Они бродят здесь по ночам и заглядывают в окна в поисках чужаков.

– Ага, вон как… Фроя говорила что-то похожее, что-то о троллях, которые когда-то давно были призваны для защиты острова от врагов и до сих пор обитают здесь.