Столько времени в неизвестности, и вот первая прекрасная новость о моем милом Бореньке. Которого у нас отобрал монстр под личиной отчима.

Не пожалел маленького ребенка. Отнял его у матери и отправил непонятно куда. Обрубив все концы.

- Это точно Боря, - Сева переходит на шепот, словно его кто-то может услышать. - Я видел фотографии его и той… - шорох, какой-то крик. - Еся, прости, но сейчас не могу говорить.

- Что? Но почему? - сердечко бешено бьется.

Нельзя прерывать разговор. Я еще не все спросила.

- Есь, я тебе позже позвоню. Сейчас… неподходящее время…

- Нет-нет! - кричу замолчавшему Севе, вцепившись в смартфон так сильно, что он сейчас раскрошится в руках. - Нет, нет, - уже тише.

Слез не сдерживаю. Плачу, всхлипываю. Громко шмыгаю носом. Чувствую себя полностью опустошенной.

Только-только обрела надежду, что смогу увидеться с Борькой, забрать его, а тут тишина. Снова неизвестность. Снова дни ожидания.

А ведь он без семьи. Без родных людей. Один. Где-то в незнакомом месте. Ему страшно. Сердце сжимается, когда представляю его маленькое, заплаканное личико и трясущиеся в тихой мольбе губы.

- Есения, что случилось? - из гостиной выбегает взволнованная Ольга, держа в руках огромную скалку.

- Просто, - вытираю мокрые глаза рукавом кофты. - я разговаривала по телефону. С другом.

Все-таки частично ей можно довериться. Ольга Николаевна не станет меня расспрашивать. Хоть ей и интересно.

- Вижу, что не все гладко у тебя и твоего друга, - заглядывает в лицо. - Есь, а твои родители…

- У меня никого нет, - чуть грубо, чем хотелось бы, но Ольга и усом не ведет. - Я… я… - слова застревают в горле.

Дыхание спирает. На грудную клетку как будто кто-то давит. В висках пульсирует. Шатает. Успеваю схватиться за руку Ольги, которая куда-то меня ведет.

Взгляд расфокусирован. Голова мало чего соображает. Чувствую упадок сил.

- Есения, присядь, дорогая, - меня нежно усаживают за высокий стул. Прямо перед огромной тарелкой со сладостями и дымящейся чашкой с чаем. - Подкрепись. Наберись сил. А-то ты немножко взбледнулась. Надо вернуть тебе естественный цвет лица.

Ольга прислоняется к мраморной столешнице и внимательно следит за мной. Наверняка, мысленно кидает мне команду - послушаться ее и съесть кексы, которые так и манят их попробовать.

Делаю несмелый кусочек маленькой сладости в белой глазури. Божественный вкус взрывается на языке, унося меня в страну экстаза. Вкуснотища. Желудок довольно урчит, а руки так и тянутся за очередным кексом.

- Можешь хоть все съесть, - слышу сквозь шум в ушах голос Ольги.

- А? - поворачиваюсь к ней.

Она старается замаскировать смех кашлем, скрыть улыбку за чашкой чая. Слежу за ее взглядом и чуть не подпрыгиваю на стуле.

У меня в руке очередная сладость. В кружке чай всего лишь на донышке. А вот на тарелке практически ничего нет.

Я все съела. И даже не заметила.

- Прос… простите, я… - проглатываю кусок, буквально сливаясь со стулом.

Мне стыдно. Очень. Как будто в жизни ничего не ела. Я уничтожила за несколько минут целую гору кексов. 

- Ой, брось, - равнодушно машет на меня рукой. - Если тебе хочется еще, то в холодильнике припасено немного, - забавно играет бровями, от чего меня на смех распирает, переходящий в небольшое хрюканье.

- Я не специально, - чувствую, как щеки покрываются румянцем.

- Ох, горе луковое, - качает головой. - Отдохнуть не желаешь? Я вот очень хочу спать. Устала жутко, - изображает на лице глубокое несчастье. - Пойдем, я покажу тебе комнату. Там очень уютно.

Уютно - это еще мягко сказано. Тут просто чудесно. Все по-домашнему. Мило, чисто, светло. Не пахнет затхлостью или тухлятиной. За стеной никто не занимается непотребством.