Канелия приняла кубок и безропотно выпила все, что в нем было. Вино оказалось крепче того, что приносил ей принц. Оно сразу ударило ей в голову. Щеки Канелии покраснели и наполнились жаром так сильно, что она не смогла не прикоснуться к ним руками. Их жгло, а источник этого жара пульсировал у нее в голове. Подобное ощущение пугало.

− Я не понимаю вас, владыка, − с трудом прошептала она, опустив голову. – Принц заставил меня играть в шахматы, больше ничего.

Король Виндор махнул рукой, словно отгонял ночного мотылька, по глупости залетевшего в его покои.

Слуга тут же забрал у Канелии пустой кубок и удалился, а стражник, закрыв дверь, остался в комнате, застыв, словно статуя.

Канелия снова вспомнила предупреждение принца. Он говорил, что ей не остаться с королем наедине, но она не верила, видимо, зря.

− Забудь все, чему тебя учили, чтобы мне угодить, − внезапно потребовал король. – Это нужно, чтобы угодить публике, даже если она состоит из одного лишь принца. Ясно? Мне не нужна твоя ложь в моей спальне, я слишком хорошо разбираюсь в людях, чтобы обманываться.

Его тон переменился, да так, что Канелия испуганно подняла глаза, позабыв на миг о своей роли. Едва различимая усмешка короля ее поразила. Он смотрел на нее точно так же, как днем смотрел принц Ноктем. Тот же прищур в глазах, та же улыбка и складка на лбу. Канелия с ужасом поняла, что они были похожи куда больше, чем могло показаться на первый взгляд.

− Не бойся, если я знаю, что ты не такая податливая, как хочешь казаться, то это не значит, что я не собираюсь насладиться твоим юным телом сполна. Ты – мой трофей, дань, уплаченная Астором, и я не откажусь от наслаждения, но…

Он встал и подошел к Канелии. Осторожно коснулся ее подбородка, чтобы приподнять его и заглянуть в глаза. Кенли стало страшно. Его глаза были такими же внимательными и пронзительно уверенными, как глаза Ноктема. Ей вдруг стало так же неуютно и страшно с королем, как и с его сыном в одной комнате. Чего ждать, она не знала, как вести себя, не могла понять. От вина в голове поднимался странный туман и слабостью расходился по всему телу, окутывая ее целиком.

− Если хоть один мужчина к тебе прикоснется − ты умрешь, − предупредил король, − но это правило не распространяется на Ноктема. Он моя плоть и кровь, а значит я разделю с ним все, что он только пожелает получить. Только запомни: понесешь от одного из нас − я тебя размажу вместе с ребенком, потому что потомки шлюх нашему роду не нужны. Ясно?

− Да, − тихо прошептала Канелия.

В действительности она ничего не понимала. У нее кружилась голова, а разум никак не мог понять, причем здесь принц и зачем вообще король о нем говорит, а главное, что он в действительности знает и думает.

Ей всегда казалось, что она легко сможет его обыграть, обмануть, стать соблазнительным подарком, а потом, когда он поверит ей, вонзит ему нож в спину и не пожалеет об этом. Теперь же она стояла в его спальне, маленькая и беспомощная перед его темными внимательными глазами.

− Сегодня ты заслужила от меня награду, − вдруг сказал Виндор.

Его рука скользнула в ее волосы, легла на затылок. Губы Кенли вздрогнули. Она ожидала чего угодно, но не крепких объятий с требовательным жадным поцелуем.

Губы короля, жесткие и решительные, буквально обожгли ее. Жар от головы прокатился по всему телу. Даже ноги подкосились, но ее обняли еще сильнее, а потом и вовсе подхватили на руки, приоткрывая языком ее губы и жадно пробираясь в ее рот.

«Он может быть совсем другим, если захочет, таким нежным, что с ним не может не быть наслаждения», − вспомнила Кенли слова Нины, и догадалась, что дело не столько в короле, а в том, что она только что выпила.