Болгарии, например.

И за год до поступления наших трех мушкетеров в институт туда была принята группа молодых переводчиков, а главное – переводчиц из страны дешевых, но хороших сигарет. О парнях еще пойдет речь, они тоже были экземплярами любопытными, но имелась среди них и подлинная звезда, Алка Машкалова.

Шардаков обратил на нее внимание уже в тот самый первый день, первого сентября, когда счастливые и не очень студенты кучковались у забора заведения. Алка стояла в соблазнительной позе, других у нее, иностранки, просто не было, приставив подошву изящной туфельки к основанию забора, и весело смеялась чьей-то шутке, отбрасывая пряди русого каре за изящное ушко.

Вартанову она тоже понравилась, но Шардаков был поражен глубоко в сердце, настолько глубоко, что сбился с шага и потерял дыхание. Она была невысокая, скорее, даже миниатюрная, с чуть длинноватым носом и широко посаженными глазами.

Шардаков понимал всю необратимость случившегося и разницу в их положении в этом мире. Она иностранка, красавица, второкурсница. А он? Конечно, Леша попытался вырвать острие стрелы из закоулков сердца, но оно уходило все глубже. Стихотворение, прочитанное им на семинаре, было не выражением какого-то особого метода поэтического мышления, оно представляло собой непосредственный и очень болезненный крик погибающей души.

За очередным разъеданием картофеля он на вопрос, что случилось с его аппетитом, разразился откровенной, прочувствованной речью о восхитительной болгарке. Сережа и Миша так и застыли с горячими картофелинами во рту. Во-первых, они, сказать по правде, не считали, что их друг способен на такие сильные и тонкие чувства, а во-вторых… в общем, они попридержали свои затаенные мысли на этот счет. В ответ на отчаянный крик, что у него нет никаких шансов на этом любовном фронте, они не стали возражать слишком яростно. Скорее, мялись и выражали всяческие сомнения в успехе предстоящего предприятия. Да и предприятия, насколько можно было понять, непосредственно не планировалось. Леша просто не смел подойти к Алке.

– Что мне делать?

Друзья молчали.

– У нее есть кто-нибудь?

– Элька Буртасова (курсовая сплетница) говорила, что у нее кто-то остался в Болгарии, – сказал Вартанов. Но сведения непроверенные.

Легли спать, убежденные, что история эта, вернее всего, перерастет в длительное, мучительно-платоническое обожание. На самом деле, красавица и почти чудовище, какие тут могут быть варианты. Но ошиблись.

Уже на следующий день события стали развиваться стремительно. Дело в том, что у Лита была база отдыха в Подмосковье, по Савеловской дороге. Заведовал этим активом Владимир Кириллович, вечно ходивший по аудиториям с заунывными предложениями «пойти по грибы».

И как раз выпал невероятно красивый сентябрь. И Машкалова вместе с двумя своими товарками-болгарками решила вдруг проверить, что это такое – русская природа. Записалась у Владимира Кирилловича. Это как-то стало известно Леше Шардакову, и он ухватился за эту возможность.

Заполнил свой коричневый рюкзак портвейном и явился на станцию электрички.

Всего собралось человек пятнадцать, во главе с осанистым, очкастым, речистым руководителем, который намекал, что в далеком прошлом был спортсменом хоть куда. У него карман был набит талонами на питание, таким образом он держал все дело в своих руках.

Ехали, ржали, Шардаков очень хотел и боялся поймать взгляд Машкаловой, предпочитал быть настороже, выглядывать возможных соперников в толпе соучеников. Кажется, никто не претендовал на эту роль. Что было очень странно. Алка сама, конечно, тоже не глядела в сторону здорового, но, несмотря на бразильские джинсы и красно-белый роскошный шарф, затрапезного парня.